Книга «Я жил в эту пору. Жил в это время...»

Муниципальное автономное учреждение культуры«Межпоселенческое библиотечное объединение Шуйского муниципального района»

«Я ЖИЛ В ЭТУ ПОРУ. ЖИЛ В ЭТО ВРЕМЯ...»

Воспоминания жителей Шуйского района — детей войны

К 90-летию Шуйского района к 75-летию Великой Победы

Иваново Издатель Ольга Епишева2019

Воспоминания жителей Шуйского района — детей войны

Составитель С. А. Жемулин

Компьютерная вёрстка – О. В. Епишева

Редактор О. В. Епишева

Подписано в печать 10.09.2019.

Формат 60×84/16. Печать цифровая.

Бумага офсетная. Гарнитура Petersburg.

Печ. л. 7,4. Усл. печ. л. 6,9. Уч.-изд. л. 3,11.

Тираж 200 экз. Заказ №

ИП Епишева Ольга Владимировна

153027, г. Иваново, ул. 2-я Лагерная, 54–48.

Тел.: (4932) 35-20-59, 8-920-671-83-34,

e-mail: eshur@mail.ru; www.yepisheva.ru

Отпечатано:

АО "Т 8 Издательские технологии” (ПАО "Т 8”)

г. Москва, Волгоградский проспект, дом 42, корп. 5

Содержание

К читателю. С. А. Бабанов . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 3

Целищев П.Ф. Труженики района в борьбе за увеличение производства сельскохозяйственной продукции . . . . . . .5

Дети войны

Серебряков Г.В. Доброта . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .11

Рунова А.А. Такое наше поколение… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .13

Иреева Н.А. Горевать да тужить времени не было! . . . . . . . . . .20

Румянцев М.С. Свято храню память! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 23

Нестерова М.Т. Я помню всё… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .25

Королькова А.И. Не дай Бог войны никогда и нигде! . . . . . . . .27

Михайлова (Платонова) В.И. Такое вряд ли забудешь… . . . .30

Кабешова Н.Н. Запомнилось мне… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 32

Пулькина К.Н. Всем было одинаково трудно . . . . . . . . . . . . . . . 34

Широкова (Грузина) Е.В. По-другому было нельзя . . . . . . . . . 36

Лапина К.И. Но нужно было как-то выживать… . . . . . . . . . . . . .39

Щасная Л.И. Детство . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .42

Гужова В.И. Все так жили… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .43

Бабарин В.Ф. Помню... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 46

Кочина Л.Г. Дети без детства… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .47

Морозова Р.П. Нужно было трудиться для Родины! . . . . . . . . . 49

Потехина С.Н. Старались не отставать . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 51

Воронов И.А. Дети войны . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .53

Фазлыева З.В. Обиды на то время не держу . . . . . . . . . . . . . . . . .54

Норкина Ф.С. Чтобы пережитое не повторилось . . . . . . . . . . . . 56

Сироткина З.В. Жизнь продолжалась… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 58

Сушина Л.С. И как бы больно ни было — работу не бросали . 59

Никонорова Л.Ф. Нелегко вспоминать войну… . . . . . . . . . . . . . .60

Болтушкина Л.М. Так вот и жили… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 62117

Шальнова Н.Н. Спасибо тебе, жизнь, за всё! 64

Жаркова З.Н. Нам не забыть никогда… 66

Коллерова Н.И. Работали наравне со взрослыми . . . . . . . . . . . 68

Капусткина З.И. Мы приняли трудовую вахту 0

Комкова (Юсова) Г.С. Жили, ожидая встречи... 1

Наряднова Т.П. Времена не выбирают… 4

Головкин Г.П. Женщины войны 7

Лядова Н.Г. Я этот день запомнила на всю жизнь 8

Зотин Е.Н. Если коротко говорить… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 80

Сушина В.В. Не видели мы детства в войну… 2

Ягодкина А.И. Должны быть вместе со всеми . . . . . . . . . . . . . . 84

Жидкова Л.К. Пусть всегда будет мир! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 86

Бураков В.Н. История моей семьи 88

Нефёдова Л.П. А я всё жду отца… 5

Публикации по теме «Дети войны» в газете «Шуйский пролетарий» (позднее — «Знамя коммунизма», «Шуйские известия») в период 1941—1945 гг. 99

Благодарности 15

УДК 94 (470.315) «1941/1945»ББК 63.3 (2) 622,9 Я 11

«Я жил в эту пору. Жил в это время...»: Воспоминания жителей Шуйского района — детей войны / сост. С. А. Жемулин; под общ. ред. Г. А. Суриной. — Иваново : Издатель Ольга Епишева, 2019. — 117 с.

Я 11

ISBN 978-5-904004-80-4

На страницах издания представлены воспоминания жи­телей Шуйского муниципального района о непростой жизни в военное время, об участии в трудовом фронте, о суровых судьбах их родителей и близких. Сбор материалов продолжал­ся с 2017‑го по июнь 2019 года.

В сборник также включены стихи известных ивановских поэтов, объединённые темой «Дети войны», фото- и газетный материал.

Книга предназначена для широкого круга читателей.

Редакционная коллегия:

первый заместитель главы Шуйского муниципального районаО. А. Соколова (ответственный редактор);

заслуженный работник культуры Российской ФедерацииГ. А. Сурина (главный редактор);

директор Межпоселенческого библиотечного объединенияШуйского муниципального районаС. А. Жемулин;

библиограф Межпоселенческого библиотечного объединенияШуйского муниципального районаИ. В. Смирнова

© Администрация Шуйского муниципального района, 2019© МАУК МБО Шуйского муниципального района, 2019© Коллектив авторов, 2019© Оригинал-макет. Ольга Епишева, 2019

ISBN 978-5-904004-80-43

Дорогие друзья!

2019 год — юбилейный.

Исполняется 90 лет со дня основания Шуйского му­ниципального района. К этой солидной дате приурочены наиболее яркие и масштабные мероприятия и акции. Одно из центральных событий — издание сборника, который вы держите в руках.

Собранные здесь бесценные воспоминания оставили наши земляки — труженики тыла. И совершенно не имеет значения, все ли из них официально признаны таковыми. Есть другое, более важное и до боли щемящее звание. Дети войны…

Это поколение наших родителей — поколение силь­ных духом людей, детей победителей, каких не будет боль­ше нигде и никогда, поколение детей, лишённых детской беззаботности и доброго ребячьего смеха. Бескрайние кол­хозные нивы и пойменные речные луга, где нужно было сеять, жать, косить, перепахивать, заменили мальчишкам сороковых футбольные поля. А вместо деревянных лоша­док и игрушечных машинок — конные подводы и ящики с тяжёлыми для детских ручонок столярными инструмен­тами. Возили хлеб для фронта, помогали строить и ремон­тировать, наравне со взрослыми валили лес, надрывались, стояли на ночных дежурствах… Чего только не выпало на долю наших отцов.

А девчата военной поры… Их неустанным и совершен­но недетским трудом выживали в Великую Отечественную колхозные фермы, давали полноценный урожай овощевод­4

ческие угодья, чувствовали себя незабытыми крохи-малы­ши, жёны, матери погибших фронтовиков.

Идут годы. Практически полностью ушёл в вечность Бессмертный полк Шуйского района — те, кто с оружием в руках защищал нашу Родину и свой отчий дом. А дети войны, достойно пройдя трудовой фронт длиною в сорок, пятьдесят и более лет, давно уже вырастили внуков, раду­ются правнукам. Тем ценнее для потомков их обращение к военному прошлому.

Пусть современные мальчишки и девчонки из первых уст узнают геройскую правду о своих любимых бабушках и дедах. О том, как они в один миг лишились детства, но не дали пасть перед врагом своему району, сколько сил потра­тили на послевоенное восстановление, как пронесли вер­ность и любовь к родной земле через всю жизнь.

Открывая сборник, я с волнением обращаюсь к его авторам. Дорогие ветераны Великой Отечественной вой­ны! Дорогие земляки! Низкий поклон вам за трудовую доблесть, самоотверженность, честные и добрые сердца, за достойный жизненный путь! Мы в вечном долгу перед вами.

Впереди, в 2020 году, 75-летие Великой Победы. Священный праздник для каждого из нас. Сборник «Я жил в эту пору. Жил в это время...» будет также замечательным подарком к нему. Ведь со страниц книги говорят свидетели той войны. Без пафоса и домыслов, с благодарностью и сы­новней, дочерней гордостью за Россию и Шуйский район.

Глава Шуйского муниципального района С. А. Бабанов5

Целищев Павел Фёдорович (1925—1998),

кандидат исторических наук, доцент Шуйского государственного педагогического университета

Труженики района в борьбе за увеличение производства сельскохозяйственной продукции*

* Из брошюры «Материалы к 50-летию Победы. Трудящи­еся города Шуи и Шуйского района в годы Великой Отечествен­ной войны 1941—1945 годов» (Шуя, 1994).

С началом войны деревня столкнулась с большими трудностями и, прежде всего, резко сократилось количе­ство трудоспособного населения. Были мобилизованы на фронт многие специалисты, бригадиры, агрономы, зоотехники, механизаторы. В первые же дни войны в Шуйском районе были призваны в армию 23 из 42 агрономов, 6 из 14 зоотехников. Механизаторами становились молодые девушки, подростки. Манькова из Пустоши в заявлении писала: «В настоящее время я работаю акушеркой в боль­нице. Хочу овладеть также специальностью тракториста и заменить ушедших на фронт. Буду работать без отрыва от основных занятий и помогать уборке урожая». В первый же год войны в Шуйском районе 30 молодых патриоток за­менили ушедших на фронт механизаторов.

Массовым явлением стало перевыполнение норм вы­работок. Каждый труженик села старался работать за дво­их и троих. Комбайнеры Шуйской МТС Капранов Н.С., Волков А.А. летом 1941 года на уборке зерновых выпол­няли по две с половиной нормы. Образцы истинного геро­изма демонстрировала молодёжь, работая от зари до зари, перевыполняя нормы на 20—30 процентов. Звено Вали 6

Казаковой давало по полторы нормы. Так, Казакова вме­сто 400 снопов связывала за день более 600. Тринадцати-пятнадцатилетние подростки ходили за плугом по 12—18 часов в сутки, часто при этом недоедая и недосыпая. Четырнадцатилетний Сергей Воронин вспахал по 0,45 га при норме 0,30.

Несмотря на сокращение рабочей смены, техники, труженики Шуйского района в 1942 году увеличили посев­ные площади на 400 гектаров (по области на 35 тысяч га). Урожай убран в более короткие сроки. Урожай зерновых повысился на 3 центнера, а картофеля на пять центнеров с гектара. Об успехах тружеников села свидетельствуют и такие факты. За два военных года земледельцы области, по сравнению с 1939—1940 годами, сдали государству зер­на на 4 миллиона 240 тысяч пудов больше, картофеля — на 5 миллионов 400 тысяч пудов, овощей — на 3,5 миллиона пудов. Значительный рост наблюдался и в области жи­вотноводства. В 1942 году поголовье крупного рогато­го скота увеличилось на 37,6 % (по области на 48 %), овец на 64,8 % (по области на 60%), свиней на 48,5 % (по обла­сти на 65 %). Таким образом, в трудных условиях военно­го времени труженики села делали всё, чтобы выполнить заказы фронта, обеспечить население продовольствием, а промышленность — сырьём.

Однако того, что достигнуто в 1941—1942 годах, было недостаточно, так как западные плодородные земли оказа­лись оккупированы фашистами. Перед тружениками цен­тральных областей встали более сложные, ответственные задачи: восполнение потерь сельскохозяйственной про­дукции. Была поставлена цель — превратить область из потребляющей в производящую за счёт дальнейшего уве­личения посевных площадей и повышения урожайности.

…Руководство Шуйского района отчётливо понима­ло, что успешное решение стоящих задач всецело зависит 7

от способностей руководителей и специалистов. А поло­жение было архисложное. Многие из них не имели навы­ков работы в довоенное время, а во многих хозяйствах они сменились с начала войны по два-три раза. В целях их обучения были организованы курсы, семинары. Так, зимой 1943—1944 годов на месячных курсах прошли обучение свыше 500 руководителей и специалистов сельского хо­зяйства. Эта система повышения квалификации сохрани­лась и зимой 1944—1945 годов. Широкого размаха достигла учёба рядовых тружеников.

К полевым работам хозяйства были обеспечены не­обходимыми кадрами механизаторов из числа юношей и девушек, которые прошли обучение на курсах повышения квалификации. В связи с отсутствием запасных частей, не­хваткой горючего, многие трактора простаивали. Поэтому основная нагрузка в сельхозработах лежала на лошадях, которых в 1942 году насчитывалось 1760.

В целях мобилизации тружеников села на успешное выполнение стоящих задач была широко развёрнута аги­тационно-массовая работа. Достаточно сказать, что во вре­мя уборки и хлебозаготовок было проведено на селе 10 ты­сяч лекций, докладов, бесед. Труженики деревни узнавали о событиях на фронте, о зверствах фашистов и о героизме воинов, о задачах тыла. Выпускались стенгазеты, работали избы-читальни. Одной из лучших считалась изба-читаль­ня села Никитинское. Особое внимание при организации и проведении агитационно-массовой работы уделялось мо­лодёжи, так как она выступала ударной силой сельскохо­зяйственных работ. В 1944 году на полях Шуйского района работало 530 молодых пахарей, 445 бороновальщиков, 90 севцов, четырнадцатилетние подростки выполняли нор­мы взрослых. Молодёжь взяла шефство над животновод­ством и обязалась заготовить 10 тысяч тонн силоса. Шуяне 8

сдержали своё слово и в 1944 году заготовили 20 тыс. тонн силоса.

В годы войны значительно возросла нагрузка на од­ного трудоспособного в сельском хозяйстве. Если в 1940 году она составляла 3,6 га обрабатываемой земли, то в 1944 году — 4,8 га. Это в то время, когда резко сократилось число мужчин, сельскохозяйственной техники, не хватало одеж­ды и продовольствия. И в этих тяжёлых условиях, прояв­ляя оптимизм, чувство ответственности за судьбу Родины, работники сельского хозяйства ежегодно расширяли по­севные площади под зерновые культуры, картофель, ово­щи. Земледельцы Шуйского района шли в авангарде по сдаче хлеба государству. В 1944 году они сдали на 10 тыс. центнеров хлеба больше, чем в 1941‑м. Значительные успе­хи были в области животноводства. В 1945 году, по сравне­нию с 1940‑м, шуяне увеличили поголовье крупного рога­того скота на 1460 голов, овец — на 6106, свиней — на 3126.

За годы войны хозяйства области сдали государству зерна, картофеля и овощей более 40 млн пудов, мяса и сала — более 2 млн пудов, молока — 9 млн пудов.

За доблестный труд в годы Отечественной войны 45 тыс. работников сельского хозяйства области были на­граждены орденами и медалями*

* Приведены статистические сведения по территории Ива­новской области. — Прим. ред..

Дети войны10

***

Весь мир облетела эта фотография. В девятом томе энциклопедии «История Второй мировой войны. 1939— 1945» (М., 1976) она подписана так: «Колхозники Шуйского района Ивановской области доставляют зерно на приём­ный пункт».

На фотографии запечатлена молодёжь колхоза имени Сталина (ныне — СПК «Перемиловский»): секретарь ком­сомольской организации Клавдия Амбарова и бригадир Вениамин Чернов.

Клавдия Павловна Калинина (до замужества — Амбарова) впоследствии станет заслуженным зоотехни­ком РСФСР, почётным гражданином Шуйского муници­пального района.

Фото из фондов Шуйского историко-художественного и мемориального музея имени М. В. Фрунзе 11

***

Мы открываем книгу воспоминаний проникновенным стихотворением Геннадия Серебрякова «Доброта». Оно очень точно отразило линию судьбы многих детей войны, нашедших свою вторую Родину на нашей ивановской, шуй­ской земле вдали от отчего дома. Общее горе военной го­дины стирало границы областей и республик, сплачивало, объединяло всех в одну огромную семью, делая родными лю­дей разных национальностей и вероисповеданий. Старшее поколение тыла делало всё, чтобы сберечь, сохранить и вы­растить детей, обеспечить будущее страны, её жизнь.

Серебряков Геннадий Викторович (1937—1996),

ивановский поэт, журналист

Доброта

С шершавыми, обветренными лицами Стояли бабы: шали до бровей. — Ты чей? — Ничей… — Куда ж тебя? В милицию?.. — Ну и сказала… Милый, не робей. Пойдём со мной. А мама где? — Не знаю… — А папа где? — А папа на войне… Так деревушка русская лесная Входила в биографию ко мне. 12

И с той минуты мной распоряжалась Уж не дорога, где к версте верста, Не голодуха, а людская жалость, Лучистая, как солнце, доброта. Изба. Кровать. Портретик в рамке чёрной. Полати с провалившейся доской. Четыре белобрысые девчонки За печкою шептались: — Городской… А руки, сеном пахнущие пряно, Несли на стол ноздрястые блины, Совали мне окаменевший пряник, Из лавки принесённый до войны. А как дышало молоко из кринки!.. Припав к столу косматой головой, Я чувствовал, как исчезали крики, Как удалялся самолётный вой. И в памяти стушёвывались странно От злобы перекошенные рты. И я впервые плакал не от страха, Впервые плакал я от доброты…13

Рунова Алла Арсеньевна,

с. Сергеево Остаповского сельского поселения

Такое наше поколение…

Моя семья перед войной жила в Калининской об­ласти на станции Удомля (теперь город энергетиков: Калининградская атомная станция построена здесь).

Отец работал бухгалтером на рыбзаводе, стоящем на берегу озера Письва по соседству с районной больни­цей, по тому времени крупной и хорошо организованной. Предприятие занимало несколько зданий: контора, ма­стерская, жилые помещения (наш дом был на три квар­тиры) и производственные помещения; склады, ледники, коптильни. Рыбацкие бригады в путину работали на раз­ных озёрах района, которые соединялись между собой ре­ками и проливами.

В 1941 году мне только что исполнилось двенадцать лет, а 22 июня, рано утром, по громкоговорителю сообщи­ли о нападении фашистов. Первые дни мы, дети, не пони­мали той беды, горя, которые пришли на нашу землю вме­сте с войной.

Меня 24 июня отправили в пионерский лагерь. Ночами мы вместе со взрослыми дежурили, поскольку были сообщения о диверсантах, которые могут быть засланы к нам в тыл. Воспитанные на произведениях Аркадия Гайдара, мы были очень горды этим поручением. Но, как ока­залось, пионерлагерь был короткой сказкой, прелюдией перед страшной трагедией, которая нас ожидала. В лагере взрослые старались нас хорошо накормить, устроить быт, проводили занятия по музыке, физкультуре. Вожатый-физкультурник занимал нас очень интересными упражне­ниями, играми, которые, как говорится, «нам и не снились». 14

И вдруг сказка закончилась. Однажды на ужин вме­сто привычного рациона нам дали по кусочку хлеба, не­много творога и объяснили, что продуктов нет. В лагерь заехал детский дом, и с его воспитанниками нужно было делиться. Мы обиделись, рассердились, несколько человек убежали домой аж за пятнадцать километров. А утром на линейке директор лагеря познакомил нас с детьми из дет­ского дома.

Их было человек двести. Нам показалось, что они были совершенно одинаковые, очень похожие друг на дру­га: семи — девяти лет, стрижены наголо, в одинаковой оде­жде и с одинаковыми серьёзными лицами. Нам рассказа­ли, что этих детей подобрали в районах боёв, они отступа­ли вместе с фронтом, а родители их погибли при обстрелах. Мы все сразу решили уступить пострадавшим обжитые места и уехать к родителям. Но дома, всего за одну неделю нашего отсутствия, всё изменилось. Нарушилось всякое снабжение. Хлеб стали давать только работающим, по 400 граммов на человека. Мамин паёк, 400 граммов, делили на четырёх человек. Папу взяли в стройбат, который строил укрепления около города Бологое (крупная узловая стан­ция между Ленинградом и Москвой). Сюда очень быстро продвигалась линия фронта.

Растерянность населения, пожалуй, главная приме­та тех дней. Мужчины почти все ушли на фронт, и каждое сообщение Совинформбюро по радио «…после упорных длительных боёв наши оставили…» порождало панику. В район всё время приезжали беженцы, побросавшие всё, что у них было, рассказывали о страхе и горе, которые им пришлось пережить. Их как-то устраивали. Мы тоже соби­рались бежать, у каждого был маленький узелок с вещами.

И вдруг — такие нужные, такие обнадёживающие сло­ва товарища Сталина к народу: «Дорогие братья и сёстры … враг будет разбит, победа будет за нами». Они вселили веру 15

в жизнь, в то, что Москву фашистам не взять. Все трудности можно пережить, если Правительство и Сталин с нами. По радио сообщали о зарождающемся героическом сопротив­лении в тылу врага — о партизанах. Нас, детей, работники военкомата инструктировали, как наблюдать за появле­нием незнакомых людей — возможных диверсантов, кото­рые будут организовывать повреждения железнодорожно­го моста и дороги, очень важных для связи тыла с фронтом. Мы даже соорудили в сарае бомбоубежище. Вырыли яму, сложили в неё списки организованного нами партизанско­го отряда, узелки с вещами. Организовали дежурство и по очереди стояли на посту, наблюдая за местностью.

А фронт стремительно приближался. Стали слышны обстрелы и бомбёжки, бои шли на расстоянии тридцать километров. Закрыли школы и только начальные перевели в деревню за озером (Удомля. — А. Р.).

В конце сентября в нашей районной больнице раз­местился прифронтовой госпиталь. Санитаров посели­ли вместе с нами в наших квартирах. Полевые кухни под навесами обтянули брезентом. Нас посадили в малень­кий домик чистить картошку. Раненых привозили много. Работать приходилось по 16—18 часов, но мы были рады помочь, к тому же нам всегда приносили остатки супа и немного хлеба. Коллектив был в основном мальчишеский, поэтому мне, девочке, доставались почётные поручения. Легко раненные солдаты просили постирать гимнастёр­ки, простреленные и окровавленные. Стирала всегда с ка­кой-то особенной гордостью. Работа была срочная, и поэто­му нужно было сушить одежду угольным утюгом. Иногда на гимнастёрках образовывались подтёки, мне было очень обидно, и я плакала.

Фашисты бомбили санитарные поезда, жертвы этих зверских нападений поступали к нам в госпиталь. Несколько раз нас «снимали с картошки» помогать сани­16

тарам. Мальчишки красили фанерные звёзды, на памятни­ках подписывали фамилии умерших от ран, а мне доверя­ли составлять списки убитых по найденным медальонам.

В ящики-гробы санитары складывали не тела, а то, что от них осталось. Это было очень страшно, но мы учи­лись мужеству у солдат. Терпели и продолжали ждать, по­могая взрослым. Останки хоронили с почестями на клад­бище в братских могилах. В октябре начались частые бом­бёжки станции. В одной из них была смертельно ранена наша бабушка, а мама чудом не погибла во время пулемёт­ного обстрела.

Зимой наши войска отстояли Москву, фронт начал отодвигаться. Ушёл вслед за ним и наш фронтовой госпи­таль. Его место занял другой госпиталь, значительно круп­нее, в нём было много врачей и медсестёр, не только воен­ных, но и вольнонаёмных. Госпиталь занял помещения всех школ и огромное здание Дома культуры. Прежде чем занять помещение под палату, в здании промазывали все щели, затем жгли серу — дезинфицировали.

Картофель чистили мальчишки и легкораненые сол­даты. Двух девочек, в том числе меня, взяли в столовую обслуживать медперсонал. Я мыла посуду. В нашем распо­ряжении были: двухведёрный таз, кипяток в баке на пли­те и холодная вода из озера за двести метров от госпита­ля. По санитарным нормам посуду нельзя было вытирать, поэтому, чтобы чисто вымыть, требовалось неоднократ­но поменять воду. Полотенце для рук было одно на всех. Мытьё железных вилок требовало очень много времени. Практически никаких перерывов между кормлениями больных не было. Работали с шести утра до двадцати ча­сов вечера. Но и дома каждую ночь — работа. Из прачеч­ной нам приносили ежедневно большую корзину запутан­ных стираных бинтов. Брат распутывал один комок бинта, 17

я гладила, а брат потом его скручивал — и так «по кругу». После этого немного сна и опять на службу.

В сентябре 1942 года пошли в школу, которая нахо­дилась в соседней деревне, в здании старой церкви. После уроков нас учили вязать рыболовные сети, на рыбзаводе их не хватало. Запутанные льняные нитки нужно было размотать. Вязали сети в небольшой комнате, к концу сме­ны нос, горло забивались льняной пылью. Норма 12 тысяч узлов выполнялась трудно, но жили уже без страха. За выполненную норму давали картошки и кормили рыбой (ерши и малёк — «сорок штук на ложку»). В четырнадцать лет я стала мастером-сетевязом. У нас была читающая се­мья, и я умела довольно хорошо рассказывать. С нами ра­ботали девушки из дальних деревень, они не слышали ра­дио, не видели поездов. Они очень любили слушать мои рассказы, особенно Толстого: эпизоды из «Войны и мира», «Воскресения», «Анны Карениной». Чтобы у меня получа­лось говорить лучше, девочки выполняли мою работу: по очереди садились на моё место и делали мою норму. Зато ночами я должна была готовиться к повествованию новых сюжетов.

В сорок третьем старшего брата из десятого клас­са взяли в армию, готовили к фронту в Марийской АССР. Карточка у нас была на троих, но всё равно мы сумели по­слать брату три посылки: сухари и «макароны» из варёной картошки. К весне были истощённые, но школу не броси­ли, ходили за три километра. Весной опять работали на се­тях, а с началом лесосплава вместе с младшим братом (на полтора года младше меня) по утрам вытаскивали из воды дрова. Было холодно и тяжело поднимать намокшие двух­метровые поленья и складывать их на берегу в поленницы. За 10 кубометров давали 600 граммов хлеба, а за 100 кубо­метров — пять метров ткани. Благодаря этому мама сумела одеть нас к новому учебному году.18

Из армии пришёл с тяжёлой формой астмы больной отец. Но всё равно стало легче. Главное — мы были все вме­сте, да и фронт стал отходить к границам страны.

Из оккупированных врагом районов к нам приехала тётя с тремя детьми и мешком вещей. Её муж, офицер-по­граничник, при внезапном нападении фашистов попал в плен на западной границе в г. Барановичи. А тётя с че­тырьмя детьми шла за фронтом на восток, пока не освобо­дили. Дорогой умерла одна дочка. С ними, конечно, дели­лись, чем могли.

Победа принесла радость, восторг, слёзы и мно­го-много проблем. До 1947 года мы голодали по-прежне­му, но учиться не бросали. Родители переехали жить в дом инвалидов за семь километров от прежнего дома, а я жила в школе на станции. Нам дали два класса, жили по двенад­цать человек, в одном классе мальчики, в другом — девочки да учительница-ленинградка. При доме инвалидов была столовая, и родители питались там, а мне выделяли на не­делю полтора килограмма хлеба и столько же картошки. Я не могла терпеть и съедала всё в первый же день, а потом уходила в пустой класс учить уроки, чтобы не думать о еде. На уроках часто случались голодные обмороки. Как-то оч­нулась уже в постели (одноклассники принесли меня в об­щежитие), а передо мной стоит классный руководитель, держит на тарелке тоненький кусочек хлеба и говорит, что теперь мне будут давать 100 граммов хлеба через день. Мне было так жалко своего обессилевшего учителя. Сам он был демобилизованный, не местный, с женой ждали ребёнка и жили тоже на пайках.

Потом мне назначили поддержку — в течение месяца обед в ресторане. До сих пор помню его: сто граммов хлеба и тарелка щей из крапивы, но зато с солью. Когда говорят о пользе крапивы, я и сейчас ощущаю запах тех щей. 19

Одним словом, выжить и выучиться помогли верные друзья и заботливые учителя.

Да, нам было трудно, но вспоминаю детей — инвали­дов войны из недалеко расположенного от станции интер­ната, которых мы часто видели... Сколько сил и мужества нужно было иметь им, чтобы жить без рук, без ног, с ране­ными исковерканными душами. Видела однажды: везли ребята одного подростка-инвалида в больницу — без рук и ног… Это было страшнее смерти.

Поэтому, несмотря на недуги, которые от тяжёлого детства преследовали меня многие годы, я прожила дол­гую и счастливую жизнь. Много работала, люблю людей, всегда верю в доброту, благоразумие, ценю жизнь, и это даёт силы преодолевать трудности. Такое наше поколение. 20

Иреева Нина Александровна,

с. Китово Китовского сельского поселения

Горевать да тужить времени не было!

Я родилась 28 октября 1928 года в маленькой дерев­не Осинки Меленковского района Владимирской области. Родители работали в колхозе, но жили бедно. Вскоре, по­сле рождения третьего ребёнка, умерла мама. Мне было тогда всего четыре года. Отцу было очень тяжело с детьми: младшая сестрёнка — совсем кроха. Не удивительно, что в дом пришли мачеха и сводный брат. Новая избранница отца была женщина хозяйственная, работящая, нас — си­рот — не обижала, но материнскую любовь отдавала толь­ко своему сыну. У каждого ребёнка в семье были свои обязанности: мальчишки помогали в огороде, занимались скотиной, а я нянчилась с сестрёнкой. Горевать да тужить времени не было, но материнской ласки или хотя бы её до­брого взгляда ох как не хватало.

Когда исполнилось семь лет, пошла, как и все свер­стники, в школу. Была тогда очень маленькой, худенькой, часто болела, поэтому школа давалась тяжело, но с помо­щью старших братьев окончила четыре класса. В тот год семья решила переехать в большое село Закопье, что нахо­дится рядом с Гусь-Хрустальным. Это была большая же­лезнодорожная станция, с которой составами увозили лес. Отец и старший брат стали работать на лесозаготовках. В начале 1941-го в семье появляется ещё один ребёнок.

Началась война. Отца, так как он был инвалидом по зрению, призвали на трудовой фронт. Он рыл окопы под Москвой, а по возвращении опять работал на лесозаготов­ках. Мачеха же решила перевезти семью снова в деревню. И это было единственно правильным решением: в деревне 21

прокормиться хоть и очень тяжело, но всё же возможно. Оставив маленьких детей на соседей, взяв меня как стар­шую с собой, она пошла пешком, чтобы отвести корову. Под осенним проливным дождём шли двое суток…

Пережить первую военную зиму было очень трудно — ведь запасов никаких не было, даже дров. Помогли соседи. Мачеха и старшие дети работали в колхозе, а вечерами хо­дили в лес за дровами. Постоянное чувство голода, холода, отсутствие одежды — это запомнилось на всю жизнь.

И также всю свою жизнь я с благодарностью вспоми­наю бабушку-соседку, которая приносила в наш дом тарел­ку пустых щей, зачастую недоедая сама. А мачеха добав­ляла побольше пустого кипятка, чтобы на всех хватило. Мороженая картошка, первая трава весной были настоя­щим «лакомством». Но никто не сетовал, ведь так жила вся страна.

Бои шли далеко от Владимирщины, бомбёжек не было, и мы работали. Много, тяжело, с раннего утра до позд­него вечера и там, куда направят. Я прошла в те суровые годы и колхозные будни, и лесозаготовки, и разработку торфяных болот. В лесу, на заготовке дров, погиб старший брат. Какое же это было горе! Ведь любимый братишка был моим главным защитником. Единственной радостью оста­вались письма от отца. Приходили они нечасто, но были добрыми и такими необходимыми. Эти письма, как книгу, я перечитывала ещё долгие годы.

Но вот наступила цветущая весна сорок пятого. Через нашу деревню в райцентр шёл демобилизованный ране­ный солдат и сказал, что кончилась война. Никто не мог поверить в это долгожданное счастье: радио не было, о те­леграфе и не слышали тогда в сельской глубинке. Послали мальчишку в район. Когда он вернулся с радостной вестью, председатель решил устроить праздник. Меня да ещё трёх подруг послали в город Касимов за разливным спиртом. 22

А это больше сорока километров! Шли день туда, день — обратно. Каждая из подруг несла по пятнадцать литров в четвертях. Обессиленные от бездорожья, голодные, мы вернулись в деревню.

А на следующий день в колхозе был праздник. Впервые за много лет на лицах людей появились улыбки. И пусть они были через слёзы и боль, чувство горечи от по­терь родных и близких, но согревала всех радость Великой Победы и надежда, что всё теперь в нашей жизни будет хорошо!23

Румянцев Михаил Сергеевич,

д. Филино Семейкинского сельского поселения

Свято храню память!

Я — ребёнок блокадного Ленинграда. Когда началась Великая Отечественная война, мне было десять лет. Отец сразу же ушёл на фронт, старшая сестра пошла работать на то же предприятие, где трудилась наша мама.

Мы жили на улице Красных Текстильщиков. Буквально с первых дней войны она была обезображена вра­жескими бомбёжками и обстрелами до неузнаваемости. До одиннадцати (!) воздушных тревог в сутки объявляли. Можно представить, сколько моих земляков погибли под артобстрелами, не успев скрыться от налётов… Однажды и я попал в самое пекло. Бомбёжка началась почти сразу после того, как вышел на улицу. Помню, что небо от залпов было красного цвета, а свист и гул от падающих снарядов — не прекращающимися ни на секунду. От страха я нырнул в первый сугроб, из которого потом меня достал прохожий.

О суточной норме выдачи хлеба теперь знает каж­дый россиянин: в самые тяжёлые дни она доходила до 125 граммов на человека, потом стала 250 граммов. Как мож­но было быть сытым при таком пайке? Невозможно. Я всё время думал только о еде и жил единственной мечтой — покушать вдоволь. Однажды мама меня отправила в баню, но когда я вышел из дверей нашего дома, то понял: если и дойду до бани, то обратно уже не доберусь, силы остави­ли. Постояв недалеко от дома, вернулся и сказал маме, что баня закрыта…

Зимы стояли в военные годы жестокие, суровые, еды никакой не было. Единственное, что помогало выжить, — сбор зелёных листьев капусты, которые оставались после 24

сбора урожая на небольшом поле рядом с нашей улицей. Эти листья, мы их называли «хряпой», солили и кушали зимой. Выживали вопреки всему и ждали победы, возвра­щения отца.

Но не случилось его увидеть, своей окрепшей рукой пожать его руку, обнять по-сыновьи… Уже после войны мы узнали, что отец пал на поле брани под Ленинградом, на реке Мге. Не смогли выжить и его родители — мои бабушка и дедушка. Они сложили головы, вместе с другими горо­жанами защищая Кронштадт.

На шуйской земле я оказался по распределению, по­лучив специальность архитектора в родном Ленинграде и Москве. Здесь и живу. В моём послужном списке — проек­ты зданий Шуйской птицефабрики, образовательных ор­ганизаций района.

Как самую дорогую награду берегу знак «Жителю блокадного Ленинграда», медаль «В честь 300-летия Санкт-Петербурга» и свято храню память о своих родных, близких, не увидевших победного салюта в мае 1945 года.25

Нестерова Мария Тимофеевна,

с. Китово Китовского сельского поселения

Я помню всё…

Я родилась далеко от ивановского края, в Мордовии, 16 августа 1931 года. Когда началась Великая Отечественная, отца — Ялыгина Тимофея — и брата Алексея призвали по повесткам на войну. Дома остались мама, две младшие сестрёнки, брат и я — самая старшая.

Помню всё от первой минуты, когда была объявлена война, и до той минуты, когда пришла Победа. В памяти встают образы плачущих женщин нашей деревни, плач моей мамы, когда провожали отца и брата. Плачут мамы, а значит, плачут и дети. Казалось, что над деревней стоял жуткий, нескончаемый стон... Ещё страшнее стало, когда стали приходить похоронки. Всей деревней оплакивали женщины горе кого-то из своих подруг, навзрыд, в голос, причитая по-бабьи от невыносимой боли.

Пришла осень, в школе начались занятия. Но об этом никто и не вспомнил, кроме малышей шести-семи лет. Больше школу никто не посещал, было некогда. Мы уже работали наравне со взрослыми. Что только мы не дела­ли: сеяли хлеба, пололи, пасли колхозный скот, молотили зерно вручную и вручную же его перелопачивали на гумне, сушили. Уставали так, что домой идти сил уже не было, и мы засыпали тут же, на гумне. До глубокой осени выкапы­вали колхозную картошку, а зимой вывозили с конюшен навоз на поля.

Помню, дали нам маленькие ломы, чтобы долбить на­воз, а мальчишки на быках вывозили его на поля. Холодно, руки замерзают, сил не хватает. Мы наплачемся, бригадир нас успокоит, скажет что-нибудь смешное, и мы вновь при­26

нимаемся за работу. Мамы наши вообще работали круглые сутки по сменам. Они вырубали леса, корчевали пни, вы­возили их, пилили… и всё вручную. В Мордовии кругом дремучие леса были, так вот здесь-то и жгли уголь, соби­рали смолу… И всё это, как нам говорили, шло на заводы, фабрики, а затем на фронт.

В зимнее время каждая семья получала разнарядку, норму сдачи сушёной картошки. Картошку надо было по­чистить, натереть в крупную тёрку, высушить. Каждая се­мья должна была переработать для сдачи сто килограммов картошки. Когда наступала ночь, заставляли занавеши­вать окна тёмным полотном, потому что каждую ночь про­летали тяжёлые самолёты в сторону Москвы. Туго было нам — детям, нашим матерям, но взрослые всегда говори­ли, показывая рукой в небо, что там, куда летят эти вражьи самолёты, в сто раз труднее: там — смерть…

Но шло время, мы взрослели, приближалась весна 1945 года. В деревню уже вернулись некоторые мужики по­сле тяжёлых ранений, они управлялись хотя бы с быками, чинили инвентарь. Все уже знали, что конец войны не за горами, работали дружней, веселей. Но когда пришла по­беда, радость была безграничной. Все ждали возвращения с войны своих мужей, братьев… Вернулись не все, очень не­многие уцелели. В деревне не было дома, кого бы обошла похоронка. Но нашей семье повезло — отец и брат верну­лись живыми.

Как бы ни трудно было после войны, но не было того страшного присутствия врага в сознании людей, и это уже было ни с чем не сравнимое ощущение счастья, радости и свободы.

Мой общий трудовой стаж вместе с военными года­ми составил 55 лет. Я желаю вам, дети, только мира. Всё остальное вы должны приобретать самостоятельно своими стараниями и трудом.27

Королькова Анна Ильинична,

с. Китово Китовского сельского поселения

Не дай Бог войны никогда и нигде!

Родная деревенька Парамоновка Тверского сельско­го совета… В нашей семье, кроме родителей и троих детей, жила ещё парализованная бабушка. В начале войны мне было девять лет. Из нашей деревни двадцать два человека ушли на войну, вернулись только двое. Уходили на битву с врагом не только мужчины, и женщины шли на фронт — медики; создавались и прачечные отряды. Но девочки 1926—1928 годов рождения были направлены в ФЗО (шко­лы фабрично-заводского обучения). Из ФЗО тоже верну­лись не все, некоторые остались там, где можно было «за­цепиться», найти работу.

Отца моего в первые дни войны забрали на фронт. Матери трудно приходилось одной с нами, поэтому я окончила только четыре класса в деревне Ям-Столыпино. Дальше не было возможности учиться, пришлось идти работать в колхоз. В колхозе работали тогда за «палочки» (трудодни).

Когда пришли немцы, то в деревне у нас они не жили, а бывали только наездами: забирали кур, тёплые вещи, ра­зоряли пасеки. Однажды немец хотел отобрать у мамы ва­ленки, а когда она бросилась бежать, наставил на неё авто­мат. Но тут пришёл их начальник, и фашист отстал. Немцы еду отбирали, угоняли коров, лошадей, рылись в сундуках, даже платки тёплые забирали. Наша корова была спрятана в сарае далеко от дома. Они её не могли найти, т. к. боялись кустов, лесов, снега, темени, им везде мерещились парти­заны. Когда приходили в дом, то очень резко открывали дверь, а впереди себя выставляли автоматы. Больная ба­28

бушка им говорила: «Проклятые, закрывайте дверь, холод­но». Мы боялись, сидели, забившись в угол. Я видела, как немец гонялся за одним мальчиком, пытаясь отнять у него валенки, но ему это сделать не удалось. По деревне было страшно ходить, т. к. немцы на каждого думали, что перед ними партизан, и могли убить, не раздумывая.

Один раз пришли к нам в деревню партизаны, убили немца и словно испарились. А к вечеру того дня к нам при­ехали немцы на технике, везде шарились, искали партизан. Мы тогда от страха спрятались на чердаке. Прошла молва, что немец оказался не убит, а ранен, и он узнал того, кто в него стрелял. Деревню нашу не сожгли, но мы уже приго­товились к этому. Ждали, что вот-вот придут немцы и на­ступит наша погибель. Но… пришли русские.

Все радовались, встречали солдат как родных, уго­щали. 19 января нашу деревню освободили. Ещё до окку­пации к нам приехали выселенцы из деревни Малиновки Молодотудского района. Их местность освободили позже, там ещё долго немец стоял. Переселенцы уехали от нас по­сле оккупации.

Отец наш погиб на войне. Я не помню почему-то его лица, но помню, что тоже плакала, потому что плака­ли мать и сестра, когда узнали, что он пропал без вести. Пришло письмо треугольничком, что пропал где-то под Орлом, когда попал в окружение.

После оккупации мы ещё учились в школе. Немцы сбрасывали с самолётов листовки, в которых велели сда­ваться, встать на их сторону. Мы эти листовки подбирали и писали в школе на них между строчек, потому что не было бумаги. Когда немцы ушли, начали потихоньку восстанав­ливать разрушенное. Приходилось очень много работать. Сильно голодали, куска хлеба даже иногда не было. На бы­ках пахали, бороновали, брёвна таскали, возили за пять километров. Бывало, быков не свернуть, а холодно, едешь, 29

сидя на голом брёвнышке. Жили в этот период на постое у людей: хозяйка истопит печку, сварит картошки (картошка была). На лесозаготовки уезжали на целую неделю: навьём сена, метлицы, с собой возьмём хлеба, картошки, мяса, а дома остаются безо всего. Когда сено скормим быкам, то едем домой. За работу нам давали в колхозе зерна. Но ещё не один год жили впроголодь, были разуты и раздеты.

Я помню тот день, когда объявили, что кончилась вой­на. Была распутица, все высыпали на улицу, радовались.

С наступлением мирного времени работала в колхозе, затем — на машинно-тракторной станции. Выйдя замуж и получив паспорт, переехала в Селижарово. Было это в 1957 году. Здесь я сначала работала на почте, потом в детском саду нянечкой, затем завхозом. Я ветеран труда, труженик тыла, на жизнь не жалуюсь. Я желаю вам, детки, только мирного неба. Не дай Бог войны никогда и нигде!30

Михайлова (Платонова) Валентина Ивановна,

с. Зелёный Бор Остаповского сельского поселения

Такое вряд ли забудешь…

Родилась я в сорок втором году в деревне Глаголево Чернского района Тульской области.

В то время это была оккупированная территория. Немцы стояли в каждом деревенском доме и хозяйничали там, как хотели. Да и кому было им отпор дать? Мужики на фронте, а те, кого по разным причинам не призвали, но годные по возрасту и крепкие, уходили в леса партизанить. Оставшиеся жители — женщины, дети да старики — жили в подвалах да сараях. Мама, Феодосия Андреевна, 1920 года рождения, рассказывала, что немцы лютовали, оби­жали стариков, во всех видели партизан. Когда враги от­ступали, они сжигали на своём пути всё, что горело…

В 1946 году отец, Иван Сергеевич, 1919 года рожде­ния, прошедший всю войну от начала и до конца, вернул­ся домой, а я никак не могла к нему привыкнуть. Родилась, когда он воевал. Но прошло немного времени, и я была та­кой счастливой, что у меня есть отец. Ведь многие мои ро­весники остались сиротами.

В 1947 году наша семья уехала из деревни Глаголево на станцию Чернь: на железной дороге нашлась работа для нашего папы. Здесь был лагерь военнопленных. Жили они в бараках, а вокруг бараков ограда из колючей проволоки в несколько рядов. Немцы работали на строительстве же­лезной дороги. Сейчас это трасса Москва — Симферополь. Помню, как их отправляли в Германию. Шли они в канда­лах, на боку у каждого висел котелок. Страшные и стран­ные воспоминания: они и пели, и плакали, и, обращаясь 31

к женщинам, говорили: «Матка, прости!». Отправляли их по железной дороге.

В 1950 году я поступила в школу. Она находилась от нашей станции в трёх километрах. Каждый день ходи­ли пешком. Первую учительницу звали Анна Ивановна, фамилию не помню. Учиться было сложно. Детей в семье было пятеро, я старшая, родители работали, и меня часто оставляли дома то за няньку, то за хозяйку. После окон­чания семи классов пробовала поступить в медицинский техникум, но не получилось.

В 1960 году уехала в Ивановскую область, ставшую потом родной, в посёлок Колобово. Там окончила шко­лу фабрично-заводского ученичества и стала ткачихой. В 1962 году вышла замуж. С мужем переехали жить в по­сёлок Зелёный Бор. Продолжила работать на Шуйско-Егорьевской ткацкой фабрике. Ткачихой я проработала до выхода на пенсию.

Уже давно я на пенсии, но воспоминания о пережитом в войну не стираются из памяти. Да и не сотрутся, такое вряд ли забудешь… 32

Кабешова Нина Николаевна,

д. Бильдюхино Остаповского сельского поселения

Запомнилось мне…

Родилась я в городе Шуе, но детство прошло в дерев­не Гари Пустошенского сельского совета Шуйского района. Начало войны встретила в пятилетнем возрасте, поэтому воспоминаний не так много. Но некоторые остались в моей памяти.

Например, помню, как провожали всей деревней муж­чин на фронт. Дом бабушки стоял в центре деревни, прямо от него шла дорога на мост через небольшую речку, а затем через поле до села Пустошь. Прощались обычно на мосту. Плакали женщины, все хотели что-то сказать, шумели, а гармонист сидел на перилах моста и играл, только всем было не до веселья. Мужчины брали на руки своих детей, целовали их, прижимали к груди, а потом опускали на зем­лю под громкий плач женщин.

Из семьи дедушки провожали сразу пять человек. Помню, как один из них поднял меня на руки и не хотел отпускать, а его сыновья, Павел и Григорий, прижимались к нему и что-то говорили наперебой. А я не могла понять, почему все плачут. Но когда стали прощаться, я тоже ухва­тилась за шею дяди Сени и заплакала. Две телеги, запря­жённые лошадьми, стояли за мостом, на одну сложили че­моданы, котомки, мешочки, а на другую посадили мужчин. Когда телеги тронулись, следом пошли провожающие. На пригорке было долго видно уезжающие телеги, а женщины и дети махали им вслед.

Всего из моей родни на фронт ушли десять человек, а вернулись живыми только четверо.33

Самого молодого, дядю Сашу, которому едва испол­нилось 19 лет, провожали из Шуи от здания медучилища. Он погиб в Потсдаме 8 мая 1945 года…

Хорошо запомнилось мне, как вечерами в доме мое­го дедушки собирались жители деревни. Рассказывали о себе, своих родственниках, читали письма с фронта. Дом был большой, и приходило много людей, а мы, дети, устра­ивались рядом, сидели молча и слушали. Многое нам было не понять, но общее большое горе задевало и нас.

Жили мы очень бедно, не у всех детей была обувь. Запомнилось мне, что по соседству жили трое ребятишек. Все они были школьниками и должны были ходить в шко­лу. Но учились только двое (Нина и Миша), потому что у третьего (к сожалению, не помню имени их брата) не было валенок. После того, как из школы сообщили, что долж­ны все трое учиться, они стали ходить по очереди, ведь было всего две пары валенок. Потом мой дедушка привёз им валенки из города. В деревне хоть и жили все бедно, но очень дружно. Обязательно старались друг другу помочь, поддержать.

Даже сейчас, когда я вспоминаю эти моменты из сво­его детства, слёзы подступают к горлу. Страшно подумать, сколько люди пережили бед и невзгод, как настрадались...

Прошли годы. Я окончила Шуйский пединститут. Работала сначала в Татарской АССР учителем русского языка, литературы и истории, а с 1965 года — в шуйской школе № 17, заместителем директора по воспитательной работе, преподавала историю, русский язык и литературу. Двадцать лет работала в школе № 7, сразу после её откры­тия. Награждена грамотой Министерства просвещения РСФСР за организацию воспитательной работы, медалью «Ветеран труда».34

Пулькина Калерия Николаевна,

д. Филино Семейкинского сельского поселения

Всем было одинаково трудно

Я родилась 13 февраля 1934 года в Шуе. Хотя и была единственным ребёнком в семье, но тяготы и лишения во­енного времени не обошли и нашу семью стороной. Отец умер во время Великой Отечественной войны от тубер­кулёза, мать работала на металлозаводе и поднимала меня одна. Жили в двухэтажном доме на Нагорной улице. Питались, в основном, со своего огорода (картошка, ка­пуста). Самым вкусным блюдом был чугунок со сладкой свёклой. Выручали талоны на питание. Где-то в середине войны начали давать яичный порошок, что вообще было невиданным лакомством.

Помню ещё, выдавали по талонам валенки (мне до­стались валенки разного размера и расцветки).

Детство было нелёгким, но таким оно было у всех. Всем было одинаково трудно.

Были у нас и свои школьные праздники, и обществен­ные нагрузки. В школе учились при керосинных гасиках, писали даже на газетах, так как чистая бумага была в де­фиците. Обеды в школе были хорошими, лучше, чем дома. Пели в школьном хоре. Вечерами слушали радио, читали газеты. На дни рождения выступали друг перед другом с концертами. На Новый год мама шила игрушки, одежду, наряжали ёлку, катались на коньках, привязывая их верёв­ками к обуви.

В городе был госпиталь, давали там концерты. Много было беженцев, которых подселяли и к нам.

Несмотря на очень тяжёлое время, воровства не было, мальчишки даже не ругались при девочках, все дружили. 35

С шестого класса нас посылали работать в колхозе (жали и вязали снопы). Война заставила нас рано повзрослеть. Мама постоянно задерживалась на заводе допоздна, а потом заболела. Поэтому приходилось хозяйничать са­мой. Помню, я уже в пятом классе научилась варить суп с клёцками.

Хорошо помню начало и окончание войны.

В первый день войны вышла на улицу, а там пустота, аж страшно.

День Победы мы встретили уже на улице Железнодорожной, куда переехали на новое место жительства. Было четыре часа утра, а народу на улице было как днём. Затем встречали поезда с фронта. Впечатления — непере­даваемые. Какие все были счастливые!

Позади остался ужас войны, окончила десятилетку, затем — библиотечный техникум. По распределению по­пала в Муром. Когда заболела мама, пришлось вернуться в Шую. Пошла работать на фабрику «Шуйский пролета­рий»: сначала в комсомольскую организацию, а затем в фа­бричный клуб и местную многотиражку. Впоследствии окончила педагогический институт и факультет жур­налистики Ленинградской высшей партийной школы. Вернулась в Шую, работала в городском комитете КПСС, а затем поступила на Объединённую фабрику редактором местной многотиражной газеты «Ленинское знамя». А на 55-летие руководство фабрики сделало подарок — ордер и ключи от новой благоустроенной квартиры в д. Филино Шуйского района. Так неожиданно для самой себя стала жительницей района.36

Широкова (Грузина) Екатерина Васильевна,

с. Сергеево Остаповского сельского поселения

По-другому было нельзя

Я родилась 24 ноября 1928 года в д. Мурзихе Савинского района Ивановской области в многодетной крестьян­ской семье. В конце тридцатых годов у родителей было во­семь детей в возрасте до девятнадцати лет.

Тяжёлые испытания для нашей семьи начались в сорок первом. Но ещё до рокового утра 22 июня, в апре­ле внезапно умирает наш отец, Грузин Василий Трифонович. Мать многочисленного семейства, Екатерина Кондратьевна, накануне войны остаётся одна с детьми. Ещё не оправившись от внезапной смерти мужа, она провожа­ет в армию старшего сына Василия, а всего через два ме­сяца — война! Старшую дочь Нину призвали на трудовой фронт. Надо ли говорить, что пережила мама…

Потеря кормильца, начало войны в корне изменили жизнь не только взрослых, но и детей. Мама с раннего утра и до позднего вечера работала в колхозе за трудодни, на ко­торые потом выдавали пшеницу, овёс, лён, льняное масло, сахар — всё то, что имел колхоз от переработки выращен­ного на колхозных полях урожая. Прокормить шестерых несовершеннолетних детей одной матери, да ещё во время войны, — дело нелёгкое. На дворе держали корову с телён­ком, овец, свинью, кур, сажали огород.

Я не знаю, спала ли наша мама в то время вообще: ло­жились спать — она ещё была на работе, а если дома — то стирала, варила, что-то шила или штопала. А просыпа­лись — мамы уже не было в доме. Чтобы прокормить в то время свою корову, надо было как-то умудриться загото­вить ей сена, т. к. в колхозе косили только для обществен­37

ного стада. Поэтому для своей коровушки мама косила тайком по ночам, в каких-нибудь болотинах, на лесных полянках… А мы, дети, днём потихоньку ходили ворошить сено. Уходя на работу, мама раздавала нам наряды: кто что должен был сделать к её приходу. И попробуй только не выполни её наказ! Если что — вразумляли нас не только словами… Мы даже боялись свою маму в то время.

Только теперь, когда сами стали взрослыми, понима­ем, что по-другому с нами тогда и нельзя было поступать. Мы должны были работать не ради того, чтобы не стать лентяями или научиться выполнять какую-то работу, а ради того, чтобы выжить и не остаться голодными…

Прополка, полив, уборка, стирка, присмотр за млад­шими детьми, заготовка хвороста — это были наши свя­тые обязанности. Дрова мы ещё не могли самостоятельно заготавливать, не хватало силёнок, а тех дров, что мама умудрялась, опять же тайком, напилить со старшими деть­ми и расколоть, естественно, не хватало. Поэтому хворост мы заготавливали круглый год. Да и не только мы — леса в ту пору были во все времена года очищены от сухостоя и валежника.

Когда наступил сентябрь, то об учёбе в школе не было и речи. Ведь ещё не полностью был убран колхозный уро­жай и не заложен в хранилища. А учились мы в Хотимле, за пять километров от своей деревни. В тот год, вместо уро­ков, мы собирали картошку, перебирали, сушили зерно, молотили лён, помогали перевозить урожай на централь­ную усадьбу — это были наши обязанности в уборочную страду в колхозе.

В сорок втором году ушла на фронт ещё одна старшая сестра, Лидия. Несмотря на войну и такие нелёгкие време­на и условия выживания, наша мама очень хотела, чтобы мы все получили образование, и давала такую уникаль­ную возможность нам, жертвуя своей жизнью, невелики­38

ми силами. После окончания семи классов уходит учиться в Ковров следующая сестра — Валентина.

А год спустя, в сорок четвёртом, уехала и я — в Иваново. Но не на пустое место, а к старшей сестре Нине, которая к тому времени вышла замуж и работала. Победу я встретила в городе невест, учась в торговой школе. Работать осталась в областном центре, пока не вышла за­муж за Широкова Михаила Павловича, курсанта военного политучилища.

День Победы не забыть никогда! Все жители города Иваново в те дни стали будто бы родными — на улицах не смолкали песни, гулянья. Незнакомые люди обнимались, солдат качали на руках, целовали, благодарили за Победу. Всеобщая радость ликовала повсюду несколько дней. Да и в последующие дни, во все послевоенные годы, мы не унывали, жили, трудились, заводили семьи, рожали де­тей и надеялись на светлое будущее, которое нам подарила Великая Победа 1945 года! 39

Лапина Капитолина Ивановна,

с. Китово Китовского сельского поселения

Но нужно было как-то выживать…

Я родилась в декабре сорок первого года в Горьком (ныне — Нижний Новгород). Шла война. Отец работал на военном заводе, где выпускали танки Т‑34 и отправляли на фронт. В первые годы войны отца на фронт не призывали, у него была «бронь». Но в 1943-м призвали и его, а в конце войны отец погиб.

Все военные и первые послевоенные годы мы прожи­ли в городе, всё ждали отца с фронта и думали, а вдруг он не погиб и вернётся домой? Но этого не случилось…

Фашистские бомбардировщики летали каждый день бомбить промышленный Горький, так как здесь были во­енные объекты, заводы № 112 выпускали танки, самолёты, грузовые «полуторки».

Бомбили ежедневно. В домах на окнах висели чёрные шторы затемнения. Над городом, почти не смолкая, стоял гул. Иногда, когда было темно на улице, люди выходили и провожали ненавидящим взглядом чёрные кресты фаши­стских бомбардировщиков.

Был страшный голод, есть было нечего, хлебный паёк был 200 граммов на сутки. Мама работала на кондитер­ской фабрике в Сормове, всю продукцию — печенье и кон­феты — отправляли на фронт, брать с собою домой катего­рически запрещалось. За это строго наказывали, и все это знали.

Мама иногда ездила в деревню, где жил дедушка, он давал картошки, но она быстро заканчивалась, и мы ели даже очистки от картошки. Ездить в деревню было далеко 40

и тяжело — на двух поездах с пересадкой, да и пешком до станции нужно было пройти шестнадцать километров.

Чудом оставшиеся в живых, но без отца, в 1949 году мы вынуждены были уехать к дедушке в деревню Прудки Пестяковского района Ивановской области. Там тоже был голод, единственным спасением были грибы и ягоды, тра­ва и листва, которые можно было кушать. Дети постоянно с весны и до глубокой осени собирали всё это. Я с девяти лет собирала лесные ягоды на продажу. В летний зной нес­ла тяжёлые корзины ягод за много километров на рынок. Деньги от продажи отдавала маме. Наша семья держала скотину, и поэтому приходилось помогать маме по хозяй­ству. А это очень тяжёлый физический труд для ребёнка.

Я помню, как однажды спилили липу и мы, все дети, побежали и наломали веток липового дерева и ели листья. Весной на колхозном поле выкапывали после зимы гни­лую мороженую картошку и из неё пекли оладьи-тошно­тики. Осенью, когда поспевали рожь и пшеница, дети бе­гали в поле и ели там зёрнышки. Это занятие было очень опасным. За это детей ругали, а родителей могли посадить в тюрьму или отправить в тюремный лагерь. Но нужно было как-то выживать.

В школу мы ходили за три километра. Всегда хотелось есть, но хлеба не хватало, можно было взять с собой только варёную картошку. После школы каждый день в магазине выстаивали огромную многочасовую очередь за хлебом. Бывали случаи, когда его не доставалось, и тогда по лицу ручьём текли слёзы горечи и обиды.

Особенно тяжело было возвращаться домой после школы в зимнее время. Дело в том, что в послевоенные годы в Пестяковском районе в лесах развелось очень много волков. Так что возвращение домой с наступлением тем­ноты сопровождалось их зловещим воем. Да и одежды хо­рошей у нас не было. Если что-то покупали или шили, то 41

это были вещи на вырост. То есть от того, что у тебя новая вещь, настроение не поднималось.

В школу мы ходили с холщовыми шитыми сумками. Один учебник был на несколько учеников. Писали на ку­сках старых обоев, тетрадей не было вообще. Но, несмотря на все тяготы послевоенного времени, мне очень хотелось учиться. Училась я на «отлично», лучше всех читала стихи, выступала на всех праздниках. Я мечтала стать врачом или учителем. Но этому не суждено было сбыться. После окон­чания восьмилетки пошла работать бухгалтером в совхоз. Жизнь была очень тяжёлой, нужно было зарабатывать. Намного позже окончила бухгалтерские курсы, затем ве­чернюю школу для работающей молодёжи и Плёсский совхоз-техникум.

Моё детство, как и у всех детей войны, было сопря­жено с постоянным чувством голода, нищеты, страха, с тя­жёлым, порой непосильным трудом, с познанием истинной цены хлеба.

Можно было написать ещё много… Но скажу одно: Великая Отечественная война была страшным горем и тяжелейшим испытанием для всего нашего народа. Испытанием, которое мы выдержали, неимоверно высо­кую цену заплатив за Великую Победу. 42

Щасная Лариса Ивановна,

поэт, заслуженный работник культуры РФ, г. Иваново

Детство

Мы были серыми, как соль. А соль — на золото ценилась. В людских глазах застыла боль. Земля дрожала и дымилась. Просили, плача: «Мама, хлеба!» А мама плакала в ответ. И смерть обрушивалась с неба, Раскалывая белый свет. Да, мало было хлеба, света, Игрушек, праздников, конфет… Мы рано выучили это Безжалостное слово — «Нет!» Так жили мы, не зная сами, Чем обделила нас война. И материнскими глазами В глаза смотрела нам страна. Мы были бережно хранимой Её надеждой в горький час — И свет, и соль земли родимой, И золотой её запас.43

Гужова Валентина Ивановна,

с. Дунилово Введенского сельского поселения

Все так жили…

Я родилась 29 января 1932 года в селе Дунилово на Восточной улице в старом ветхом домике, доставшемся матери и отцу от их родителей. Семья быстро росла. Когда мне исполнилось пять лет, семья уже была многодетной. Ждали рождения седьмого ребёнка. Тогда был закон об оказании семьям, где семь или более детей, солидной по­мощи от государства. Но вот беда и горе было моим ро­дителям и нам всем! Седьмой ребёнок у нас погибал ещё младенцем… Умерли две Зоички, Венечка, Верочка. Так это только те, что остались в памяти… Мама с отцом очень тяжело переживали утраты. Но, слава Богу, после череды постоянных потерь народились у нас два прекрасных ма­лыша, родители смогли продать старый дом и приобрели новый — большой.

Мы — детишки — с малолетства трудились, помо­гали родителям. Родители работали в колхозе. Денег не хватало, не было еды и одежды. Ведь сначала выполняли норму по сдаче государству молока и мяса, а уж себе — что останется. Эти остатки были совсем ничтожными, если учесть сколько ртов нужно было прокормить. Сено тоже заготавливали сначала колхозу, а только потом в своё хо­зяйство. Поэтому голодали не только мы, но и домашний скот. Приходилось косить и осоку, и крапиву. Скотина это плохо ела. Нужно было эту ржавую малосъедобную тра­ву сначала измельчить и ошпарить, а только потом класть в кормушку. Обманывали мы так свою коровку, накормив слегка присыпанной отрубями травяной смесью. Пололи колхозные поля от васильков, а васильки и сорняки прино­44

сили домашним животным. Это тоже не было для них ла­комством, но иного-то не было…

Война началась, когда я как раз в первом классе учи­лась (в школу из-за той же нищеты пошла поздно, почти в девять лет). Отец стал на войну собираться, ему был со­рок один год. Ровесник века! Думали, что недолго эта беда будет длиться. Поплакали, провожая за околицу. Когда за село вышли, отец, помню, обернулся, встал и сказал, что ноги просто не идут из дома…

Остались с матерью мы мал мала меньше… Трудно было? Да, наверное, но мы об этом не думали. Страшно было? Может, и страшно, но люди говорили, что и постраш­нее видали. Не жаловался тогда никто. Все так жили. Паёк получали мизерный. Хлеба всего сто граммов, так я его ещё на несколько раз делила. В школу с собой брала иногда кусочек, и тот по дороге съедала. Училась в Горицах. Там у леса наши женщины рыли землянки. Было дежурство организовано, ведь фашист стоял под Москвой — рукой подать до наших краёв. Тут же был аэродром небольшой. Однажды немецкий самолёт-разведчик сбили. Он в лесу упал, рядом с селом, многие смотреть бегали.

В селе стояли военные. Мама тоже сдавала комнату, а солдаты в благодарность иногда давали манную крупу, что было спасением, ведь последний малыш был совсем крохой. Рядом с нашим домом была кузница, на которой тоже работал какой-то военный. Он нас иногда угощал чем-нибудь.

Все сельские дети, в том числе и мы, ходили за гри­бами и ягодами. Ягод набирали по большой бельевой кор­зине, до дома еле дотаскивали. Грибы перерабатывали для себя, а вот ягоды почти все продавались в городе. Вещи, купленные ещё до войны, меняли на еду. Помню, и мы с ма­мой ходили в д. Демёновку, выменяли отрез для платья, или само платье, не помню, на съестное.45

С заготовкой дров тоже было очень трудно, поэтому зимы запомнились особенно лютыми и длинными. Дрова рубили сами. Сначала норму в лесничество выполним, а потом себе. Конечно, доставался чаще всего валежник и лапник. В домах холодно было. Двери и окна затыка­ли мешками со мхом. Спали на печке и на полатях, но всё равно промерзали до последней косточки. Много ли тепла с веток и гнилушек будет? Так всю войну и жили.

Победа пришла, отец домой вернулся. Работали не меньше, восстанавливать надо было потерянное. Мать тяжело болела, брала меня с собой на работу. А однаж­ды мама чуть не умерла. Было сильное заражение крови. Долго её выхаживали врачи в нашей Дуниловской боль­нице. Больше полугода там пролежала, но всё же поста­вили на ноги. Хоть на инвалидности, но жива! Когда мне семнадцать лет исполнилось, уехала в Шую и поступила работать на объединённую фабрику. Пять лет проработа­ла, но маме в селе было тяжело одной управляться, поэто­му отец попросил вернуться обратно домой. В январе 1955 года приехала в село. Работать стала в местном цехе той же фабрики. Жизнь потихоньку налаживалась, вышла замуж. Родились два сына — Владимир и Сергей. Работала, стара­лась, выполняла по полторы нормы в день. Так и отработа­ла на одном дыхании до самой пенсии. 46

Бабарин Виктор Фёдорович,

д. Харитоново Остаповского сельского поселения

Помню…

Что вспомнить о том страшном военном времени, на которое пришлось наше детство? Помню, как уходили на фронт старшие братья Анатолий и Алексей, как, оставшись с тремя детьми одна, наша мама почти круглыми сутками работала в полеводческой бригаде, а старшая сестра — на овчарне. Никогда не забыть того дня, когда сельский по­чтальон в августе сорок первого принёс в наш дом изве­щение о том, что Алёша пропал без вести, и мама словно окаменела, прочтя чёрную весточку… А в сорок втором был комиссован по ранению Толик. В память врезалось его воз­вращение и отъезд в Ковров, где все годы войны он трудил­ся на оборонном предприятии.

Мне же, десятилетнему ученику Харитоновской шко­лы из деревни Тернево, пришлось освоить дело извозчика. Но почти все колхозные лошади были забраны для нужд фронта, и главной тягловой силой служили… быки. На них боронили, окучивали картофель, перевозили сено. Как же тяжело было с ними, упрямыми, управиться… Вспоминаю, как однажды бык вместе с телегой зашёл в пруд и там встал, строптиво смотря на меня — горе-извозчика. Трудно было, очень трудно…

А семейной кормилицей была наша корова. Сена для неё запасти на зиму было очень тяжело, использовали даже траву после прополки личного хозяйства и колхоз­ных угодий.

Выручала и рыбалка. Вкус той жареной рыбёшки из памяти не стирается даже спустя семьдесят лет…

Одним словом — выжили и выстояли мы в той войне.47

Кочина Людмила Григорьевна,

с. Васильевское Васильевского сельского поселения

Дети без детства…

Так можно сказать про всё наше поколение. Когда на­чалась война, отца сразу взяли на фронт. Мама осталась одна с четырьмя детьми. С десяти лет я начала работать: нянчила в колхозном детском саду детей, подменяя маму. Став постарше, работала наравне с женщинами в поле. Например, на жатве, как и они, всегда выполняла норму — 10 соток в день. Пасла свиней, мясо которых отправляли на фронт, ведь солдат и одевать, и кормить надо было. Зимой ездила с девчонками на заготовку дров в Юрьевецкий район. Осенью пешком ходили в Шую на станцию, гру­зили картошку в вагоны. Набирали полные корзины и из последних силёнок поднимали тару, чтобы поставить на край вагона. Двое брались за ручки корзины, а третья поддерживала её снизу. Да и какие из нас были грузчики? Голодные, худые, в чём душа держится. Но за погрузку вы­давали хлебный паёк. И мы были очень рады этому зарабо­танному хлебушку.

Питались скудно, ели «тошнотики», испечённые из полусгнившей мороженой картошки, которую я собирала у деревни Качалово. Пили морковный чай, а уж вяленая свёкла была лакомством. Иногда наша родственница при­носила горсточку ржи или, того лучше, пшеницы. Мололи сами, пекли лепёшки, и это был настоящий праздник! Мы держали корову, благодаря ей и выживали. Конечно, ели то, что оставалось после сдачи нормы молока по пла­ну. Сдавали также мясо и яйца, не выполнить план было нельзя, за недоимку штрафовали, могли и скотину со дво­ра увезти. 48

Одежду все взрослые и дети очень берегли. Я привя­зывала свои калоши к сапогам, очень боялась их потерять.

В войну у нас не было детства. Помню только голод, холод, тяжёлый непосильный труд. Когда кончилась вой­на, словно плотину прорвало: люди в голос плакали от пе­режитого горя. Смеялись и плакали, плакали, плакали… Плакали от счастья, что пережили такую страшную тра­гедию, от боли по погибшим в боях и умершим в тылу от голода и болезней…

Не приведи Господи, чтобы то, что пришлось пе­режить в Великую Отечественную, повторилось снова. Сколько там погибло людей, как издевались над ними, каз­нили, мучили фашисты. А вот поди ж ты, короткой оказа­лась память у некоторых наших братьев…

На то, что сейчас происходит на Украине, смотреть просто невыносимо.49

Морозова Роза Петровна,

д. Филино Семейкинского сельского поселения

Нужно было трудиться для Родины!

Родилась я в 1930 году в городе Вязники Владимирской области.

Когда была маленькой, родители переехали в посёлок Колобово Шуйского района, стали работать на ткацкой фабрике. Им дали комнату в общежитии, но отец очень хо­тел свой дом и хозяйство. В итоге, за хорошую работу на­шей семье предоставили дом в деревне Михалёво. В школу пошла в деревню Веригино.

Война началась, когда мне исполнилось одиннадцать лет. Мне, как и всем детям войны, пришлось встать на тру­довую вахту, работать на полях. Летом сушили сено. А по весне нас занимали на посадочных работах. Сажали капу­сту, сеяли свёклу, морковь, но всем хотелось сажать кар­тошку. На эту работу выбирали самых трудолюбивых де­тей, а в конце рабочего дня разрешалось взять немного кар­тошки домой, чтобы сварить суп и накормить всю семью…

Я была самая маленькая ростом, но ловкая и про­ворная, мне всегда хотелось работать с мальчишками, с ними было веселее и интереснее. Меня посадили на ло­шадь возить сено. Однажды со мной произошёл такой слу­чай. Я как всегда привезла сено с поля на ферму, кричу: «Разгружайте!». Выбегают двое мальчишек, я стала им по­могать, и вдруг воз сена свалился, и я оказалась под ним! Ребята бросились меня освобождать, но тогда я не могла знать, что один из спасителей впоследствии станет моим мужем.

Возможности получить семилетнее образование, по­сле окончания начальной Веригинской школы, не было. 50

Основная школа находилась далеко — в посёлке Новые Горки, да и война ещё шла. Надо было работать для фрон­та, взрослых рук очень не хватало. Из всех деревенских ребят я слыла самой грамотной. Поэтому меня и опреде­лили в почтовое отделение связистом. Я принимала всю поступающую информацию и передавала в близлежащие деревни.

В конце войны колхоз «Михалёвский», тогда он на­зывался «1 Мая», направил меня учиться на счетовода в Шую. По окончании учёбы вернулась в колхоз, стала ра­ботать в конторе, там — одни мужчины. Я — молоденькая девчонка, очень стеснялась и никак не могла сработаться с ними. Приходила домой со слезами. Мама пожалела меня и забрала из конторы, продала телёнка, заплатила штраф за неотработанный период. А я оказалась у тётки в Шуе, устроилась сначала на строчевышивальную фабрику, а за­тем перешла на Объединённую.

…Уже давно я — житель деревни Филино. И, невзирая на свой возраст и болезни, стараюсь вести активный об­раз жизни. Помню всё пережитое, радуюсь мирному небу над головой. Мечтаю о том, чтобы наши дети и внуки были счастливее нас…51

Потехина Серафима Николаевна,

с. Васильевское Васильевского сельского поселения

Старались не отставать

Когда началась война, мне было одиннадцать лет. Семья была большая, девять человек. Жили мы в деревне Крохино, что рядом с Васильевским. Отца уже не было. Он работал инженером в городе Шуе и погиб в резуль­тате несчастного случая на производстве. Мать, Мария Гавриловна, работала в колхозе учётчиком, и ей приходи­лось очень тяжело. Дело в том, что отец до войны служил в Москве и там познакомился с мамой. Они поженились, и он привёз её к себе на малую родину. Трудно она привы­кала к деревенской жизни. А тут потеря кормильца, а вско­ре — проклятая война.

В годы войны в деревне был детский сад на две груп­пы (младшая и средняя). Продуктами снабжал колхоз. Меня взяли сначала туда помогать присматривать за деть­ми. А как стала постарше, мама брала с собой на работу в колхоз. С ранней весны до поздней осени была на полях. Вместе со всеми сажала картошку, капусту, морковь, зани­малась прополкой. С наступлением холодов вместе со сво­ей закадычной подружкой Нюрой Манакиной, с которой никогда не расставались, устроилась на строчевышиваль­ную фабрику в Васильевском. Во время войны здесь шили военное обмундирование и бельё для солдат. Сидели мы за столами и пришивали пуговицы, обмётывали проранки (петли) для пуговиц. Давали ли норму или нет, я не помню, но мы старались не отставать от взрослых. К концу вой­ны я уже освоила более сложные операции, стала стегать одеяла. К слову сказать, на фабрике я работала до самой пенсии.52

Выжить в годы войны помогало личное хозяйство. Мы держали корову, сено летом заготавливали все вместе: от мала до велика. И при этом молока вдоволь не видели, так как во время войны был введён продовольственный на­лог на продукты. Каждое хозяйство должно было сдавать государству молоко, мясо, яйцо. Точно не помню сколько, но, вроде, надо было сдать 300 литров молока и 200 яиц.

Мы очень ждали весны и переходили, как говорит­ся, на подножный корм. Ели всё: крапиву, лебеду, щавель, свекольную и морковную ботву (варили щи, немножко за­белив молочком). Ни обуви, ни одежды на всех не хвата­ло. Младшие дети донашивали за старшими. Во всём ста­рались по хозяйству помогать маме. Ей было очень трудно, но, благодаря её заботе, выжили все дети.

О том, что кончилась война, узнала от мамы. Пришла домой и спросила маму, почему на улице все смеются и плачут? Мама сказала, что кончилась война, и тоже запла­кала, а мы все вместе с ней. Прошло больше семидесяти лет со Дня Победы, но в памяти он остаётся и сейчас. Хочется верить, что такой войны больше не повторится!53

Воронов Игорь Анатольевич,

поэт, г. Иваново

Дети войны

Говорят: не видели войны мы. Это ложь. Хоть поздно родились, Но война и смерть неотвратимо Ворвались в ребячью нашу жизнь. Да, конечно, мы не воевали, Только вот не стоит забывать, Что и мы блокадный ад познали, И средь оккупантов выживать Нам пришлось, а многим, говорят, Снятся до сих пор концлагеря. А ещё мы очень много знаем О войне по росчерку свинца, Ставившего точки даже в Мае На сердцах иль брата, иль отца. А сегодня время подоспело И для нас, живых детей войны, Постигая воинское дело, Встать в ряды защитников страны.54

Фазлыева Зинаида Васильевна,

п. Колобово Колобовского городского поселения

Обиды на то время не держу

Моя родина — деревня Ладыгино Шуйского района Ивановской области. Мне было три года, когда родители приехали жить в посёлок Колобово, где я проживаю по сей день. В семье было четверо детей. Вспоминать о детских годах тяжело, без слёз не получается, так как пришлись они на годы войны.

Мужчины ушли на фронт, а на плечи женщин и детей судьба возложила тяжкий труд. Ушёл воевать с врагом гла­ва семьи — Максимов Василий Вахромеевич, и мама оста­лась одна с четырьмя детьми на руках. Тогда, в военное время, дети трудились наравне со взрослыми. Старшие сё­стры работали на фабрике: Таисия возила торф в фабрич­ную котельную, а Галина, как и мама, работала ткачихой.

Обиды на то время не держу, всем было одинаково тя­жело тогда. Совсем девчонкой я оставила школу и пошла на работу в колхоз, в деревню Мягково. Выполняла любую работу: серпом жала пшеницу и рожь, собирала картофель, участвовала в посадке деревьев. Семья кормилась своим хозяйством, но собранного урожая хватало ненадолго, и жили мы впроголодь. В день давали 300 граммов хлеба и один раз в месяц — 200 граммов сахара. Весной приходи­лось собирать с полей оставшуюся с зимы мелкую картош­ку. Она была уже перемёрзшая, из неё мама пекла нам кар­тофельные лепёшки. За работу в колхозе платили зерном, и мы перемалывали его на поселковой мельнице.

Жили, как могли… Обуть, надеть тоже особо нечего. У меня было два платьишка и подшитые валенки. С весны до осени ходила босая. Так, босиком, работала и в колхозе. 55

Однажды соседка поехала в Горький, мама отдала ей што­ры, чтобы она обменяла их на обувь. Вырученные ботинки подошли старшей сестре, но в первый же день у них полно­стью отвалилась подошва. Мама ходила в хромовых сапо­гах, у которых вместо стелек была вложена бумага. Порой приходилось обменивать хлебные карточки на одежду. Жили мы в квартире деревянного дома с печью, для ото­пления собирали с мамой валежник из леса. Через дорогу от дома находился госпиталь для раненых солдат. Тяжёлое было время.

О Победе узнали по радио. Помню, какая это была ни с чем не сравнимая радость. Отец все годы воевал на фронте, а с войны вернулся без ног, но хорошо, что жи­вой. Многие сложили голову на поле битвы. Низкий по­клон всем фронтовикам за победу! За то, что отстояли Родину, а вернувшись с фронта, восстановили, отстрои­ли сёла и города. Вечная память павшим героям, честь и слава — живым!56

Норкина Фаина Семёновна,

с. Васильевское Васильевского сельского поселения

Чтобы пережитое не повторилось

К началу войны в нашей семье было семеро детей. Папа сразу же ушёл на фронт, мама работала в колхозе, и я вместе с ней. Мне исполнилось только десять лет, но мы — дети — работали наравне со взрослыми. С ранней весны и до поздней осени трудились на колхозных полях: сажали, пололи, поливали капусту, убирали урожай. Что говорили взрослые, то и делали. Трудились от зари до зари, без ссы­лок на усталость…

А когда заканчивались полевые работы, нас, девочек, переводили на «строчевую» (Васильевская строчевыши­вальная фабрика) пришивать пуговицы и обмётывать пет­ли на нижнем белье для солдат. Взрослые женщины шили военное обмундирование и палатки.

Но и зимой, и летом день начинался задолго до рассве­та, и всегда хотелось есть. Мама рано утром ставила чугун в печь. Варила щи из крапивы, ботвы свёклы. Иногда, но очень редко, по большим праздникам, в щах плавали ма­ленькие кусочки даже не мяса, а косточек. Ранней весной, как и все, собирали картошку, оставленную в поле с осени по недосмотру.

Держали мы корову, но потом пришлось сдать её на мясо в счёт военного продовольственного налога. В народе его называли самообложение: каждая семья должна была сдавать молоко, мясо, шерсть, яйца, а если чего не хвата­ло, то платили деньгами. А откуда деньги, когда в колхозе работали за трудодни? Отработали день — учётчик ставит в ведомость палочку. Вот и лишились кормилицы… В сере­дине войны вырастили двух козочек, без молока стало жить 57

невыносимо трудно. Из-за постоянной работы не было вре­мени накосить сена… Стадо пасли почти всегда дети и по очереди. Помню, я ранней весной с соседским мальчишкой пошла пасти. Обуви не было, пасли стадо босиком, а земля ещё холодная. Так мы встанем в лужу, которую корова сде­лала, — она тёплая, ноги погреем и идём дальше. И так це­лый день. Нашим внукам этого просто не понять, и слава Богу, что они ничего подобного не испытали.

В моей памяти до сих пор хранится одно светлое вос­поминание о встрече Нового года перед самым концом войны. Наши войска освобождали город за городом, и все понимали, что скоро войне конец. По случаю праздника мама сшила мне беленькое в красный горошек платье, но ткани было мало, и вместо рукавов мама пришила малень­кие крылышки. В этом красивом платье меня поставили на стул, и я рассказывала стихотворение «В лесу родилась ёлочка...».

Со временем стираются воспоминания. Но очень хо­чется пожелать, чтобы пережитое не повторилось, а наши дети и внуки помнили о том, какой ценой была завоёвана Великая Победа.58

Сироткина Зинаида Васильевна,

д. Перемилово Перемиловского сельского поселения

Жизнь продолжалась…

Родилась я в ноябре 1931 года в деревне Ревякино. Когда началась война, мне было десять лет. Брат ушёл на фронт, отец со старшей сестрой работали на военном заво­де в Москве.

Хорошо помню своё детство и то тяжёлое время. Дети, оставшиеся в деревне, работали наравне со взрослыми. Женщины пахали поля плугом, а дети на быках вывозили навоз с дворов, чтобы удобрять поля.

Почти в каждом доме была корова, вот молочко-то и выручало в эти трудные годы. Но прежде всего нужно было выполнить обязательный продналог для фронта. Мясо, молоко, яйца — всё по плану.

Я собирала по дворам молоко и отвозила его на моло­козавод на лошади. Хоть и трудно было, но жизнь продол­жалась. Дети ходили в школу, а в свободное время по ве­черам собирались на посиделки с гармонью. Было весело, люди верили в Победу. Посидим вместе, поговорим, гля­дишь, и полегче стало, повеселее на душе.

О Победе узнали первыми дети — им сообщили в школе.

Не все вернулись с фронта, мой братик пропал без вести.

После школы я поступила в ФЗО в Шуе, потом ра­ботала на фабрике, а затем в колхозе «Россия» в деревне Перемилово Шуйского района. Был он в ту пору миллионе­ром. За свой труд имею много наград: орден «Знак Почёта», юбилейные медали, звания «Заслуженный колхозник» и «Труженик тыла».59

Сушина Людмила Сергеевна,

с. Васильевское Васильевского сельского поселения

И как бы больно ни было — работу не бросали

Война… Как быстро изменилась жизнь, пришли со­всем другие дела и заботы, мы, десятилетние дети, сра­зу это почувствовали на себе. Отец ушёл на фронт, мама работала дояркой в колхозе. С первых же дней войны стало не хватать рабочих рук. Мужчины ушли воевать, а их место занимали женщины и дети. Работы в колхо­зе много, особенно весной, когда начинали сажать, сеять. Девчонки-старшеклассницы сели на трактор, а такие, как я, десяти-двенадцати лет, грузили и вывозили на поля на­воз, сажали картошку, овощи. Всё лето днём занимались прополкой, а по вечерам (иногда и ночью) шили нательное бельё для солдат. Запомнилось, как строго следила цехо­вый мастер за тем, чтобы при пришивании пуговиц у нас всегда был напёрсток на пальце. У многих не получалось шить с напёрстком, мы его прятали в карман, а как только мастер подходила, снова надевали на палец. И как бы ни болели исколотые пальцы, работу не бросали. Когда мне исполнилось четырнадцать лет, я работала уже на торфо­разработках на Яскинском болоте в Шуе. И проработала там почти три года. Нелёгкий это был труд.

Все военные годы мечтали об одном: досыта поесть. Трудно было не только с едой, но и с одеждой и обувью. Берегли, как только могли. Больно видеть, что сейчас дети не очень ценят то, что им досталось. Очень хочется им — нашим правнукам — пожелать, чтобы никогда не знали они, что такое война, голод, холод и смерть близких тебе людей.60

Никонорова Людмила Фёдоровна,

с. Афанасьевское Афанасьевского сельского поселения

Нелегко вспоминать войну…

Нелегко вспоминать войну...

Когда отец ушёл на фронт, мы, четверо девчонок, оста­лись с мамой. Я — старшая. Маленькой Еве не было ещё и года, Тоне — три, а Ларисе семь годочков.

К лету сорок первого я успела окончить три класса сельской школы. На этом и прекратилось моё образование. Матушка наша работала, как и все в войну, практически днём и ночью. Мне приходилось и на колхозном огороде работать, и в поле, и на ферме… Помню, умела я пилить простой пилой брёвна, так меня в лес послали с корня де­ревья валить, а во мне роста чуть больше метра. До учёбы ли здесь, когда на кону стоит твоя жизнь, жизнь семьи, а жестокий враг хозяйничает в твоей стране?

Самое яркое воспоминание — возвращение папы. Долго мы не могли дождаться отца с фронта, многие солда­ты уже вернулись. Отгремели салюты победного мая сорок пятого. А он всё не приходил. Оказалось, что целый эше­лон солдат отправили сразу на другую войну — японскую.

Домой он вернулся в начале зимы того же победного года. Мама в этот день пасла коров по озими, а я на току молотила ржаные снопы. Пришёл бригадир и принёс эту весточку, велел мне домой скорее бежать. Я и ног под со­бой не чуяла. Добежала, а он в лохматой шапке-монгол­ке стоит, как будто и не папа. Но всё равно я сразу узнала его, родного. А младшие девчонки так сильно испугались этого, казалось им, незнакомого человека, что убежали из дома на задворки и спрятались там…61

Мама еле уговорила их домой вернуться. Младшая Ева никак не могла к нему привыкнуть и папой не назы­вала почти год. Пришлось ему приучать к себе собствен­ную дочку. Но главное — мы опять были вместе, все живы. А сколько семей так и не дождались своих родных с фрон­та, сколько осиротело детей, овдовело жён… Будь проклята война на все времена.62

Болтушкина Людмила Максимовна,

село Васильевское Васильевского сельского поселения

Так вот и жили…

Деревня Дворишки Шуйского района — моя малая родина. Отсюда в сорок первом году и ушёл на фронт папа, Максим Яковлевич Лепилов. Нас, детей, в семье было чет­веро, от годика до девяти лет.

Мама принимала молоко от жителей села и отвози­ла на Васильевский молокозавод. Домой возвращалась поздно. Мы с Валентином, старшим братом, оставались на хозяйстве, присматривали за младшими братьями. Жили трудно, голодно. Хлебные карточки отоваривали в Дунилове, до него шли десять километров. Потом стояли в очередях, бывало, что и целыми ночами.

Помню, как собирали в поле колоски, а после уборки картошки выбирали на поле всю мелочь. Картошку вари­ли, а очистки сушили и толкли в ступе. И после свёклы очистки сушили, тоже толкли. Потом смешивали их и пек­ли колобки.

Старушки вязали носки, варежки для фронта. Вместе ездили за сухостоем, заготавливали дрова на зиму. Ходили за грибами, ягодами. Так вот и жили. В 1945-м папа вер­нулся с фронта, весь израненный.

Скоро мы переехали в Васильевское. Мама работала дояркой, папа — скотником. Я тоже ходила помогать до­ить коров. Мне тогда было двенадцать лет. Валентин пас и кормил телят. Всё делали вручную, и коров доили руками. Тяжёлый это был труд.

Когда мне исполнилось шестнадцать лет, пошла на строчевышивальную фабрику учиться на швею. И вдруг беда — сгорела фабрика! Нас расселили по квартирам. Но 63

фабрику довольно быстро восстановили, провели освеще­ние, поставили моторные машины. Там я и проработала двадцать лет.

Швеёй знатной я была, изготавливала особо ценные изделия, блузки, платья. Продукция фабрики очень вы­соко ценилась, были образцовыми. Портрет мой висел на Доске почёта, и я до сих пор храню награды, призы, гра­моты, горжусь званием «Ветеран труда». Жаль только, что фабрики нашей уникальной давно уже нет... 64

Шальнова Нина Николаевна,

д. Перемилово Перемиловского сельского поселения

Спасибо тебе, жизнь, за всё!

Когда началась война, мне было всего четыре года. Я хорошо помню, как папа нёс меня на руках до станции, на которой собирались все наши деревенские для отправки на фронт.

Мама всегда была на работе: в поле, на скотном дво­ре, везде, куда пошлют. А мы с братьями и сёстрами сами топили печи, носили воду, кормили скотину, пропалывали большой огород. Председатель просил нас, детей, собирать колоски на колхозном поле. Не помню, чтобы бесполезно проводили время: мы всегда работали. Вечерами, после тяжелейшего колхозного труда, мама, как и все другие женщины, вязала носки для солдат. И хоть дело это было, вроде, добровольное, но чётко устанавливалась месячная норма — 25 пар носков. Мы быстро взрослели и помогали взрослым, как и чем могли.

Самое яркое воспоминание той поры — постоянное чувство голода, нам всегда хотелось есть. Когда мама пек­ла хлеб, она добавляла в него семена лебеды, ещё каких-то травок. Бабушка делала «конфеты» из свёклы. Помню, как однажды мамина сестра угостила нас настоящей кон­фетой, — вкус, да и сам вид конфет мы уже просто не пом­нили. Конфета была большая, мы её разделили на всех. Обёртку выбрасывать не стали, а бережно убрали. А потом часто доставали этот фантик, вспоминали, как было вкус­но, и мечтали о новой конфетке…

Но каким бы тяжёлым ни было военное детство, оно всё же детство… Вспоминаю, как весело было летом. Мы пасли коров, телят, овец, свиней и наслаждались теплом, 65

радовались яркому солнышку, тёплой речке... Летом и про­блем с обувью не было — бегали босиком. А вот зимой была одна пара валенок на всех. Очень хотелось вдоволь пока­таться с горки на санках, но приходилось ждать своей оче­реди. С чем сравнить необыкновенную радость зимних за­бав? Как мало, оказывается, нужно для счастья!

В 1945 году, когда закончилась война, я пошла учить­ся в первый класс. Моя первая пропись — это страницы га­зет. Писать приходилось между строчек, там, где была бу­мага чистой.

Я окончила семь классов, через год вышла замуж, родила шестерых детей. Жду своё восьмидесятилетие… И словно сквозь сон вспоминаю босоногое, голодное военное детство. Как давно это было и… как будто вчера.

Да, мои детство и юность были трудными, но не унылыми. Я благодарна жизни за всё: за детей, внуков, правнуков. За то, что выжила в суровую годину. Спасибо, тебе, жизнь, за всё!66

Жаркова Зоя Николаевна,

с. Дунилово Введенского сельского поселения

Нам не забыть никогда…

Я родилась 21 декабря 1927 года в селе Дунилово.

Сколько себя помню, всё время работала, с детства. Пошла в школу, но окончила только три класса. В семье до войны нас, детей, было шестеро, я — самая старшая. Было голодно, и мне пришлось идти работать с мамой в колхоз. Работы было много, доставалось всем. Так что ещё до вой­ны я узнала всю тяжесть взрослого крестьянского труда.

Грянула война. Отец почти сразу ушёл на фронт. Детей — мал мала меньше, и надо всех кормить. Трудиться приходилось на пределе сил. Летом — на жатве пшеницы вручную, серпами, и на молотилке, и на сенокосе. Если посылали на поля к Черневу или Панютину, то ночевать оставались там. Сил идти обратно домой просто не было. Зимой разбирали в хранилищах картошку.

Весной работали на посадке от Васильевского лесни­чества, рыхлили «золотую» траву. Была такая культура, но научного названия её не припомню*

* Вероятно, имеется в виду амарант, или щерица (прим. ред.).. Она сажалась борозд­ками и вырастала в виде метёлочки.

В войну пришлось освоить и фабричное производ­ство. Работала на фабрике в Дунилове. На первом этаже был пушной цех, на втором — швейный. В нём я шила кар­маны. Потом работала на ткацкой фабрике в Чернцах.

Был страшный голод. Скотины в селе осталось очень мало, кормить её было нечем, поскольку все угодья, вплоть до болот, обкашивали для колхоза. Был у нас, конечно, ого­род, и держали мы козочку. Пасти её было негде, от реки и 67

то сторожа колхозные нас гоняли, чтоб траву не мяли. И чего от козы доставалось каждому из шестерых детей? По полстакана молока, в лучшем случае… Летом ходили в лес за грибами и ягодами. Сбегаешь аж два разочка, а потом пешком в Шую, на рынок, где продашь или обменяешь на продукты.

Страшное, тяжёлое было время, но всё равно и песни пели, и жили, и верили в лучшее, в Победу.

Нам не забыть это время никогда.68

Коллерова Надежда Ивановна,

д. Клочково Остаповского сельского поселения

Работали наравне со взрослыми

Мы жили в деревне Конышево Клочковского сель­ского совета. В нашей семье было семеро детей. Отец ушёл на фронт, и мама осталась с нами одна. Жить было очень тяжело, впрочем, как и всем в то время.

Учились в Красноармейской школе. Было нас, детей, очень много, даже места не хватало в классах, и у многих уроки были в здании церкви. А после занятий — на работу, и работали наравне со взрослыми. Матери наши были на ферме доярками, кто — в полеводстве. А нас ставили веять зерно и на разбор картофеля, где таскали на животах кор­зины по 20—30 килограммов каждая.

Летом сажали овощи, а потом ухаживали за ними, по­лоли, поливали. Вместе с матерями жали хлеб серпами, нор­ма на день была 10 соток. Мы умели вязать снопы и ставить так называемые бабки. Ставили несколько снопов вместе и покрывали их сверху ещё одним, чтобы в случае дождя снопы не промокли. Затем грузили их на телеги, клали на брезент, чтобы ни одно зёрнышко не пропало, и возили на хранение в амбары. Картошку тоже копали наряду со взрос­лыми. Собирали в корзины и на телегах, запряжённых не только лошадьми, но и быками, возили в хранилище.

По Тезе приходили баржи, на них лозунги: «Всё для фронта, всё для Победы!». Загружали мы эти баржи и зер­ном, и картофелем, и овощами.

На фермах главной нашей задачей была вывозка на­воза. Сами загружали его на телеги и вывозили в поле, там разгружали тоже вручную. Работали, конечно, за трудодни, после сбора урожая что-то нам выдавали из продук­69

тов с учётом этих самых заработанных трудодней. Жили очень трудно, но дружно, друг другу всегда помогали. Дома держали подсобное хозяйство, им и кормились, но и колхоз помогал.

За хлебом ходили в Шую, получали по карточкам. Мешки с хлебом тащили из города на себе пешком, но до­роже этой ноши для нас ничего тогда не было.

Уже в конце войны, в январе сорок пятого года, вызва­ли нас четверых тринадцатилетних девчонок и стали уго­варивать поехать на лесозаготовки. Мы не соглашались, а представитель из района, как сейчас помню, Чеботарёв Александр Николаевич (он демобилизовался по ранению), молча достал пистолет и просто положил его перед нами на стол. Мы, конечно, очень испугались и согласились ехать.

Повёз нас председатель нашего колхоза на санях в Южский район, двенадцать километров за Южу. Дали нам с собой тушку барана, муки и картошки. Поселили на квартиру к какой-то семье, и две недели мы ходили на ле­созаготовки. По пояс в снегу за четыре километра от дерев­ни пилили лес, стволы порой и руками обхватить не могли.

Когда вся еда у нас закончилась, а никто так за нами и не приехал, собрались мы идти домой пешком. Вышли рано утром, ещё темно было, и пошли потихоньку. К ночи до дома добрались. Мы боялись, что будут ругать за само­вольство, но никто и слова не сказал и уже никуда больше не посылал.

Но самое голодное время было после войны. Всё, что можно, из колхозов уже выбрали и отправили на фронт, за­пасов — никаких. Было очень тяжело, но — выдержали. Главное, война закончилась, мы одержали победу и, оплакав погибших, стали понемногу залечивать раны. Поднимались, отстраивались города и сёла, оживало производство… Но до сих пор я помню вкус того, военных лет, хлеба, который носи­ли из Шуи, и маминых картофельных лепёшек-тошнотиков…70

Капусткина Зинаида Ивановна,

д. Харитоново Остаповского сельского поселения

Мы приняли трудовую вахту

Когда началась война, мы жили в одном из дальних «углов» Шуйского района — деревне Черняткино. Но даже в самые отдалённые селения весть о нападении Германии доходила молниеносно; уже 26 июня 1941 года нашего отца призвали на фронт. Только три письма прислал он по доро­ге к местам сражений… и пропал без вести, так и не добрав­шись до них. Разбомбили их эшелон.

А мы — дети войны — приняли от ушедших отцов тру­довую вахту. Я была ростом выше своих сверстниц, каза­лась взрослее их. Ну, и доставалось мне сполна… Работали мы на табачных полях. Обрывали деток, пропалывали, кроили, связывали кусты в пучки и сушили. Если оста­валось свободное время, то моментально нас посылали на прополку других культур. Хотелось, конечно, погулять, по­играть, но жизнь распорядилась иначе…

А вот в учебных буднях выдался однажды перерыв. В деревню приехали рабочие, и их поселили в школе. Они копали противотанковые рвы на случай подступа врага к границам области и строили военный аэродром в районе Пустоши.

Коротко говоря, всё было отдано тогда для Победы!71

Комкова (Юсова) Галина Семёновна,

с. Зелёный Бор Остаповского сельского поселения

Жили, ожидая встречи...

Моя родная деревня — Исаково, сначала Савинского, а потом Шуйского района Ивановской области.

В семье я была четвёртым, младшим ребёнком. Старший брат — Коля, да ещё две сестрёнки — Надя и Валя.

До войны папа и мама, как почти все исаковцы, рабо­тали в артелях. В одной делали из липы деревянную ут­варь: бочки, топорища, коромысла, украшая их раститель­ным орнаментом. В другой — изготавливали решёта.

Липу мужчины заготавливали в Лежневе. Деревья распиливали на чурки и везли в Исаково. Потом заготов­ки вымачивали в больших бочках. И из этой коры делали лыко, т. е. липовое волокно, связывали его в «куклы». Из лыка женщины ткали решёта. И мама ткала прямо дома на станке. Отец, как и другие мужчины, ездил продавать эти решёта в соседние и дальние деревни.

Так и жили, не хуже и не лучше других. Работали, растили детей.

Когда началась война, Коле было уже восемь лет — настоящий помощник, а девочкам — пять лет и два года.

Папу, Семёна Григорьевича Комкова, вместе с одно­сельчанами вызвали в Колобово на призывной пункт и вручили повестку на фронт.

Деревня сразу опустела, притихла, ждали только ве­стей с фронта.

Всю войну прошёл отец, участвовал в битве под Сталинградом, несколько раз был ранен. По ранению при­езжал в отпуск.

Восьмого мая 1943 года на свет появилась я.72

Всю войну мама вместе с Колей работали в колхозе. Артели к тому времени закрыли. Пахали землю на быках, косили в лугах траву. Зимой ездили на лесозаготовки. Женщины и подростки валили и распиливали деревья, об­рубали сучки.

То ли от тяжёлой работы, то ли от простуды, у мамы разболелась нога, да так сильно, что без помощи врача было не обойтись. Пришлось ехать в больницу, и врач, ос­мотрев маму, вынес страшный приговор: нужна ампута­ция. Решиться на это моей Прасковье Яковлевне было не­легко: дома остались четверо детей, а мне всего-то в ту пору был только годик.

Мама пробыла в больнице несколько месяцев. Мы жили одни. За старшего в доме остался Коля, которому было уже одиннадцать лет. Он работал в колхозе, смотрел за домом, ухаживал за домашними животными, топил печь, носил воду. Во всех делах ему помогали сестрёнки: восьмилетняя Надя и пятилетняя Валя. Девочки готовили еду, убирали дом, стирали бельё, а ещё следили за мной, го­довалым ребёнком.

Еды не хватало, особенно весной. Ходили на карто­фельное поле и копали «руду» — оставшуюся после зимы картошку. Добавляли в неё «колколец» (высейки из-под льна) или лебеду и пекли лепёшки. Иногда приходила про­верить нас сестра мамы, Ольга Яковлевна, которая жила в соседней деревне Пучково.

Жили, ожидая возвращения мамы из больницы и от­цовских писем с фронта. Каждое письмо отца было про­никнуто заботой о ребятишках, о жене. Они в ответ уте­шали его, подбадривали, никогда не жаловались на труд­ности. Не рассказывали они о том, что часто им было не­чего есть, что маленькую сестрёнку они кормили хлебной соской и оттого она постоянно болела. Не писали о том, что очень соскучились по маме, о том, как страшно им быва­73

ет одним по вечерам. Не писали, что плакали тайком друг от друга по ночам в свои подушки. Писали, что всё хоро­шо, что им помогают соседи и тётя Оля. Уверяли отца, что малышка растёт, а мама скоро выйдет из больницы. Даже посылки отправляли на фронт: варежки, носки, связанные детскими руками, кисеты с табаком, который выращивали на своём огороде.

В феврале сорок пятого мама приехала из больницы. Ходить теперь она могла лишь на костылях. Но главное — мама теперь была рядом, дома.

О великом дне Победы жители Исакова узнали тё­плым весенним днём. Эту счастливую весть принёс один из деревенских жителей из посёлка Колобово.

Война закончилась! В Исаково возвращались фрон­товики, но многих так и не дождались: одни погибли на войне, другие, и немало, были искалечены.

Вернулся с войны отец, вся семья теперь была в сборе. Счастье вернулось в наш дом. Папа и мы во всём помога­ли маме, берегли её, как могли. После войны папа работал в колхозе. Был он хорошим плотником, вместе с другими колхозниками строил коровник, ригу, склады, сараи.

А когда пришло время, я пошла в Аристовскую на­чальную школу, в первый класс. Мою первую учительни­цу звали Ефимова Клавдия Григорьевна. В пятый класс уже пошла в Дорожаевскую школу: пешком три километра туда и три километра обратно каждый день.

Старшие классы оканчивала в Воскресенской школе. Жила в школьном интернате. Очень любила я учительни­цу немецкого языка Лию Исаевну Гутман. После оконча­ния школы сначала работала ткачихой в Иванове на фа­брике имени Фёдора Зиновьева. А через год устроилась ткачихой на Шуйско-Егорьевскую ткацкую фабрику.

С мужем, Геннадием Ивановичем, воспитали двух дочерей. 74

Наряднова Тамара Павловна,

д. Клочково Остаповского сельского поселения

Времена не выбирают…

Родилась я за десять лет до войны, в красивой, утопа­ющей в лесах деревне Клочково Шуйского района. Летом сорок первого года отца сразу мобилизовали, и остались мы с мамой и маленькой сестрёнкой одни.

Конечно, с малых лет работали в колхозе. В те годы на угодьях выращивали всё: картофель, морковь, свёклу, капусту, помидоры, огурцы. За всем за этим надо было уха­живать, и дети были первыми помощниками своим мате­рям. Кто постарше, вроде меня, ходили на работу. Пололи, рыхлили, поливали, всё — вручную, а воду носили в вёдрах с реки. И никогда у нас и мысли не было что-нибудь взять с колхозного поля. Знали, что делаем для фронта, для при­ближения победы.

Приходилось трудиться на сенокосе. Разбивали за косарями валки, сено в амбарах трамбовали, а в башнях — силос. Спустят нас в башню по лестнице, траву скидывают сверху, а мы босиком топчем. Силос получался душистый и сочный. Уставали очень. Но дети есть дети… Баловались, конечно. Однажды во время работы на капустном поле устроили пляску с частушками, да так разошлись, что даже рассаду поломали. Ох, и попало же нам!

Мама работала на ферме, подвозила корма, убирала навоз. Летом уедет в луга на быках за сеном и травой, при­везёт на ферму, а уж наша детская задача — разгрузить воз и всё занести во двор. Зимой же самым неприятным было качать воду из колодцев и пруда, чтобы коров и телят напо­ить. Летом обольёшься — и не заметишь, а зимой одежда на нас леденела, простужались, болели. 75

Вывозить с фермы и с птичника навоз на быках была наша основная обязанность. Сначала затащим быка с теле­гой во двор, навоз загрузим и в поле везём. А перед вспаш­кой растаскивали его носилками по всему полю. На быках ездили и за соломой. Однажды я была за извозчика, нагру­зили целую телегу мякины. Я управляла быком, сидя на возу. А он то ли испугался чего, то ли норов свой показал — так рванул, что я с воза вместе с соломой слетела, а бык за­брался в пруд и стоит там. Вот было нам труда его оттуда выгнать!

По Тезе приходили баржи, и женщины, девушки по­старше таскали вагонетками на эти баржи торф со Спирдовского болота по «деревянке» (это мы так деревянную дорогу называли) на целые двенадцать километров. По че­тыре девчонки на вагонетку: две сзади толкают, а две впе­реди тащат.

Всё время хотелось есть. Питались летом и столб­цами, и камышом, и крапивой. Ходили в лес за ягодами и грибами. Когда работы было немного, шли в Шую прода­вать эти ягоды. А обратно, иной раз, подвезут на быках, на которых молоко в город возили.

Однажды вот так пошли в Шую, ягоды продали, ку­пили платье на базаре. Так хотелось кушать, что словами не передать. У одной девочки были пироги, но мы их есть не стали, а продали по сто рублей за пирог и купили себе солёной рыбы.

Когда получали трудодни (расплачивались урожа­ем), мама уезжала на мельницу молоть муку, и мы с се­стрёнкой вдвоём в доме оставались. На мельнице очередь была огромная и ждать нужно было не один день. (В один из таких долгих маминых отъездов у нас окотилась коза. Пришлось нам роды принимать, а потом ещё её доить, что мы и не умели почти. Как только справились — не знаю до сегодняшнего дня.)76

Из этой намолотой муки мама пекла «хлеб». Мука была на вес золота. Поэтому мы натирали ведро картош­ки, а мама в эту картошку добавляла два совочка муки. Замешивала тесто и пекла «хлеб», вкуснее которого в жиз­ни не видели.

Оглядываясь на прожитое, порой, не понимаю: да как же мы всё это пережили, как живы остались? Но ведь всё одолели, а в чём-то и покрепче нынешнего поколения бу­дем! Вот уж точно, времена не выбирают: какое выпало на твою долю, в том и живи. Главное — человеком оставаться…77

Головкин Герман Петрович (1934—1988),

поэт, с. Введенье Введенского сельского поселения

Женщины войны

В распутицу, в слякоть густую, В лохмотьях, с мешками в руках На станцию полуслепую Шли женщины в рваных лаптях. Из дальних колхозных посёлков, Из дальних глухих деревень Шли тихо на ощупь в потёмках, Шли утро и пасмурный день К составу, что ждал с семенами, Сокровищ бесценных ценней, Чтоб осенью встали хлебами Из вскопанных ими полей. Голодные. Шли и шатались. Но знали: война. Нужен хлеб. Превозмогая усталость Во имя желанных побед. Шли, чтобы солдаты Не мёрзли в окопах зимой… Хлеб в битве — те же гранаты, Пушек удар огневой. Хлеб — жизнь и могучая сила. Историей подтверждено… И женщины, сгорбясь, носили На поле святое зерно. Работали молча, без всхлипов, Врагу представляя заслон… Вам, женщины битвы великой, Мужской наш, наш низкий поклон!..78

Лядова Нина Григорьевна,

с. Васильевское Васильевского сельского поселения

Я этот день запомнила на всю жизнь

Первый день войны я запомнила на всю жизнь. Закончилась весенняя посевная, и в тот день было собра­ние. Благодарили за хорошую работу, вручали подарки, и вдруг видим: скачет женщина верхом на коне. Подъехала, по плечам распущенные чёрные волосы, на глазах слёзы. Она твердила только одно слово: ВОЙНА. Заплакали и мы, какой уж тут праздник…

Детей нас в семье было четверо, в годы войны один ребёнок умер. Отец служил в шуйском военном госпита­ле, мама работала в колхозе, руководила бригадой. Я оту­чилась четыре года в школе, и направили меня работать в детский сад нянечкой.

Но я проработала там немного: перевели меня в кол­хоз. А там дело известное: сажать, поливать, полоть. Осенью убирали урожай.

В середине войны моя тётя взяла меня работать в Иваново на базу (название не припомню сейчас), я мар­кировала кипы с товаром, работа очень ответственная. Целые дни на ногах. На одну минуточку не присядешь. За работу давали по карточкам паёк — 500 граммов хлеба, норму взрослого работающего человека.

А потом заболела мама, и мне пришлось вернуться домой, помогать ей по хозяйству. У нас была корова, овцы, другая живность. Да и мало ли дел по дому? Пошла рабо­тать на Васильевскую фабрику вместе с подружкой Галей Савельевой. Нормы выработки были как и у взрослых ра­ботниц, и мы их выполняли почти всегда. До сих пор пом­ню, как болели исколотые иглой пальцы, но шить с напёр­79

стком так по-настоящему и не научилась. В войну все сда­вали продовольственный налог: молоко, мясо, яйца… Где хочешь бери, а сдай. Солдат-то на фронте надо кормить.

Война лишила нас радости и счастья детства. Да и по­сле войны было очень трудно. Приходилось всё восстанав­ливать заново.

Хочется пожелать только одного: чтобы молодые всегда помнили и не забывали о подвиге нашего народа в годы Великой Отечественной войны, о погибших юных мальчишках и девчонках моего обожжённого огнём войны поколения.80

Зотин Евгений Николаевич,

с. Пустошь Афанасьевского сельского поселения

Если коротко говорить…*

* Из книги Т. А. Амбаровой «Рядовые Победы» (Шуя, 2007. — С. 75—76).

К началу войны наша семья жила в деревне Кудряково, рядом с Пустошью. Проводили из нашей деревни на фронт сто семнадцать человек, а после победы домой вер­нулись только пятьдесят два. Ушли на фронт два моих бра­та, а в октябре сорок первого умер отец. Основной рабочей силой остались женщины да четырнадцать подростков, та­ких, как я. А мне в ту пору только исполнилось тринадцать.

Сначала в колхозе пахали на лошадях, а когда их от­правили для нужд фронта — стали использовать быков. Если коротко говорить, то выполняли мы всю крестьян­скую работу, а зимой ездили под Южу на заготовку дров. Там для всех была установлена норма — 2 кубометра на человека в день. Мы, мальчишки и девчонки, выбивались из сил, но выполняли. Весной заготовленную древесину сплавляли на барже по Тезе. Также ездили мы помогать на строительство военного аэродрома в Родниках.

А потом взяли меня на учёбу в ремесленное училище. Учился на кузнеца, а по завершении направили работать в кузницу завода имени М. В. Фрунзе. Мы выполняли в за­водской кузнице военный заказ: делали строительные ско­бы, оперения для мин, хвостовики, пояски для снарядов… Уставал очень: постучи-ка семикилограммовой кувалдой двенадцать часов! К концу смены от усталости с ног ва­лишься. Но… Хоть и усталые, и голодные были всё время, а молодость брала своё. Чуть отдохнёшь после тяжёлой сме­ны и бежишь в заводской клуб. Здесь шли репетиции спек­81

такля «Беда от нежного сердца». Другими словами, отды­хали мы с пользой. А когда спектакль был готов, сколько же народу его посмотрело! Каждый раз зал был забит до отказа.

В конце войны изредка нам на заводе стали давать выходные дни. И вот в один из таких дней я отправился в деревню навестить родных. Добрался до Афанасьевского и смотрю, что-то не так… И женщины, и дети то плачут, то смеются. Слёз было больше. Председатель сельсовета ска­зал мне: «Победа… Война кончилась! А плачут и от радости, что родные фронтовики уцелели, и от горя одновременно: сколько за это время в село похоронок приходило…».82

Сушина Валентина Васильевна,

с. Васильевское Васильевского сельского поселения

Не видели мы детства в войну…

Перед началом войны в нашей семье было семь чело­век. Отца на фронт не взяли, уже не подходил по возрасту, но всю войну он работал в Шуе на военном заводе. Мама работала в колхозе, и я вместе с ней, прямо с первых дней войны. Делали всё, что ни скажут: пропалывали карто­фельные поля, вывозили навоз с фермы… На обмолоте зер­на по кругу ходили две лошади, и я следила, чтобы они не останавливались. Шёл мне тогда всего-то девятый годок. Когда совсем уставала, прилягу на чуть-чуть, и опять за работу. На косилке с подружкой Машей Ягловской целый день были на жаре, вечером домой возвращались чуть жи­вые. Какие тут игры… Поспать бы вдоволь. Зимой ходила на «строчевой» в Васильевском работать. Делала, что го­ворили. Запомнились походы в лес за хворостом. Наберём, перевяжем верёвкой на спину, и — скорее домой по всем су­гробам. А в голове только одно: хоть бы немного согреться. Не видели мы детства в войну…

Когда постарше стала, на заготовке дров пригодилась. За Юрьевец ездили. Пилили, грузили (как-то справля­лись) и перевозили на базу. На дворе — зима, мороз, а от тебя пар валит, фуфайка вся мокрая. Вернёшься в барак, пропотевшую фуфайку под голову положишь и без памяти засыпаешь. Питались, как и все. Летом на подножном кор­ме, варили щи из крапивы, ботвы свёклы, собирали яго­ды, грибы. Но всегда хотелось хлебушка. От тошнотиков пахло землёй и гнилью, на вкус они были горькие и при­торно-сладковатые, да и им были рады. 83

Хорошо помню случай. Послала меня мама в Шую, чтобы сдать обязательный продовольственный налог. Положила мне в мешок шесть куриц и строго наказала до­нести их живыми. Иначе — сдавать больше нечего, коро­вы-то у нас не было. Я иду-иду, остановлюсь, в мешок по­смотрю — живые. Когда сдала, села на ящик у пункта приё­ма и заплакала: кур жалко стало, а ещё больше того, что не будет у нас яиц.

Когда кончилась война, кто-то плакал, кто-то смеял­ся и радовался, а я думала, что скоро будет много хлеба, и будут у меня одежда и обувь… Всю войну очень хотелось есть.

Очень хочется верить, что современная молодёжь бу­дет помнить о наших военных годах и с уважением отно­ситься к старшему поколению, испытавшему всё: голод, хо­лод, нужду. Пусть на земле никогда не будет войны!84

Ягодкина Антонина Ивановна,

д. Харитоново Остаповского сельского поселения

Должны быть вместе со всеми

Я родилась в 1932 году в деревне Чащево. Семья наша была многодетная — восемь детей. Воевать с врагом ушли отец и два брата. Отца мы больше не увидели: погиб.

Старшая сестра работала на лесозаготовках, прокла­дывании противотанковых рвов. Работа, прямо скажем, не женская и не детская. Но тогда никто не считался ни с тя­жестью труда, ни со временем.

Нас с братом поставили на выпас овец. Не роптали, понимая своим подростковым умом, что должны быть вме­сте со всеми, внести и свой вклад в дело Победы, хоть чем-то помочь бойцам, которые стоят на защитном рубеже.

Чем выживали мы в войну? Конечно, коровой, ко­торую держали. После уборочной нам выдавали на зиму картошки и зерна. Но не по потребности, а по количеству заработанных трудодней. И в разные годы за трудодень причиталось разное количество урожая. Если год неуро­жайный, то и выдавать было нечего. Ведь в первую очередь колхоз обеспечивал нормы госпоставок, а затем — наделял колхозников.

Выручало ещё и то, что всю войну работала Шуйско-Егорьевская фабрика. С её рабочими часто рассчитыва­лись не деньгами, а отрезами ткани. Моя мама хорошо шила, и фабричные шли к ней с просьбой сшить что-либо из одежды, а расплачивались тканью. Но в такой большой семье, как наша, этой вырученной ткани на все нужды не хватало, поэтому порой приходилось шить платьишко или сарафан из старой одежды.85

Вся жизнь в годы войны была сплошной борьбой за выживание. Но эти годы дали закалку на десятилетия впе­рёд, научили быть честными, трудолюбивыми, добрыми людьми. 86

Жидкова Лидия Константиновна,

с. Васильевское Васильевского сельского поселения

Пусть всегда будет мир!

Жили мы в деревне Обухово Качаловского сельского совета.

Отца сразу призвали на фронт, и прошёл он всю вой­ну от начала и до конца. К большой нашей радости, с фрон­та он вернулся, но умер очень рано, в пятьдесят четыре года, сказались ранения.

Мама работала в колхозе, как многие женщины в на­шей деревне. В шестилетнем возрасте я уже работала с ней в поле. Пахали тогда конным плугом на лошади, а я шла по борозде и клала в лунки картошку. Приходилось часто бегать на край поля, чтобы пополнять корзинку картошкой для посадки, и обратно возвращаться на борозду. У мамы не было совсем времени. Она с раннего утра до позднего ве­чера трудилась в колхозе. Поэтому прополка огорода была полностью делом детей. Выбирали сорняки и на колхозном поле.

В личном хозяйстве у нас была корова, а значит, надо было заготавливать корм, косить, сушить траву на сено. Корова кормила всю нашу семью. Ну, и лес немного выру­чал, когда выдавался грибной или ягодный год. Особенно почитали малину. Её сушили и лечились от простуд, а простужались часто: ведь мало того, что от недоедания мы были слабы, так ещё и одежонка была изношенная.

О победе я узнала по радио. Мы с мамой ходили в Шую сдавать продналог, который был введён во время войны на каждое домашнее хозяйство, и вдруг на весь го­род объявляют об окончании войны. Незнакомые люди обнимались, смеялись, плакали. Все понимали, что теперь 87

будет лучше. Под мирным небом надо было поднимать раз­рушенные города, восстанавливать сожжённые сёла, де­ревни. Но главное случилось: враг повержен, мы победили, и теперь обязательно всё будет налаживаться.

Моя мама, прошедшая все военные трудности, про­жила до 94 лет! Мой муж воевал, но почти не рассказывал о войне. А если что и начинал вспоминать, то сразу на глазах появлялись слёзы. Горькие это были воспоминания.

Моя заветная мечта, как и у многих, чтобы военного лиха не узнали наши внуки и правнуки. Пусть на земле всегда будет мир и нынешнее поколение всегда помнит о погибших на полях сражений и о тех, кто поднял страну из руин после той, самой кровопролитной в истории челове­чества, войны! 88

Бураков Вячеслав Николаевич,

пенсионер ВВ МВД РФ, ветеран боевых действий, полковник в отставке, уроженец д. Елизарово Китовского сельского поселения

История моей семьи

Родились и росли мы в деревне Елизарово. До вой­ны, да и после неё, в деревне насчитывалось сорок домов, и только три из них были покрыты соломой, остальные — под железом. Дорога к деревне была выложена булыжни­ком, что по тем временам было редкостью.

Отец мой, Бураков Николай Иванович, на Великую Отечественную ушёл в сорок втором году вместе с лич­ным конём. Коня забрали для нужд фронта, а папу напра­вили в стройбат восстанавливать разрушенные объекты в Москве и области. Вернулся домой только в 1947 году и до выхода на пенсию работал плотником в СМУ города Шуи. Отец мало говорил, но много делал, а умел он прак­тически всё. Меня воспитывал короткой фразой «присма­тривайся и учись». Так я и делал всю жизнь. Рано взял то­пор в руки, запомнил, как отец фактически один без дом­крата поднимал крышу дома, рубил разнообразные связки брёвен, у него же учился класть печи, крыть крышу, делать вёдра и ещё много чего.

Мама — Анна Михайловна — практически всю жизнь домохозяйничала. Семья была большая, шестеро детей. Но стаж на минимальную пенсию с учётом многодетности (на­граждена медалью материнства) всё же набрала. Однако после прожила недолго, заболела и в 1981 году умерла. Что сказать о маме… Будучи официально неграмотной, всю себя она отдала детям, как говорили мои старшие сё­стры, — была труженицей от Бога. 89

Особенно тяжело ей пришлось в годы войны. Чтобы хоть как-то кормить семью, она вместе с другими много­детными матерями деревни добывала продукты в сосед­них городах. Пешком ходили аж до Мурома.

Вся наша большая семья жила в своём деревянном доме, не столь уж просторном. Сколько помню, старшие брат, две сестры и я спали на полу, самая старшая из се­стёр — на кровати, одна — на полатях, родители — где при­дётся. Но, несмотря на трудности и лишения, которых в ту пору хватало, в семье выросли все здоровыми, трудолюби­выми, завели свои семьи, нарожали детей. Многие из них получили высшее или среднее специальное образование. И в этом большая заслуга мамы. Все дети, а потом их му­жья и жёны её очень любили и уважали, называли только «мамой».

Старшая сестра Зоя (по мужу Клетикова) родилась в 1924 году. К началу войны окончила среднюю школу № 10 города Шуи, курсы бухгалтеров и в 1942 году посту­пила работать секретарём Китовского сельского совета, а с 1958 года и до пенсии (1979 г.) работала председателем этого же сельского совета. Зоя Николаевна являлась тру­женицей тыла, награждена орденом «Знак Почёта», была персональным пенсионером районного значения. Она умерла в 59 лет.

Брат Алексей 1926 года рождения. В 1942 году от при­зыва в действующую был освобождён как единственный кормилец и пошёл на работу учеником помощника ткац­кого мастера на Объединённую фабрику города Шуи, где и работал до самой своей смерти в шестидесятилетнем возрасте.

Сестра Валентина, по мужу Таланова, 1929 года рождения. Трудилась на различных предприятиях города, а перед пенсией работала в торговле. Самая отчаянная и 90

боевая из всех сестёр. Рано ушла из жизни из-за автомо­бильной аварии.

Сестра Тоня, по мужу Штыкова, 1931 года рождения. В период учёбы в Китовской школе по почину комсомоль­цев колхоза «Россия» Шуйского района работала в совхозе «Китовский» в полеводческой бригаде, являлась труже­ником тыла. За время последующей работы на фабрике «Шуйский пролетарий» неизменно побеждала в произ­водственных соревнованиях. И сейчас по торжественным дням грудь её украшают четыре знака «Ударник коммуни­стического труда».

Сестра Нина, по мужу Кислина, 1936 года рождения. После окончания школы работала на Шуйско-Тезинской фабрике. С рождением детей стала почтальоном на Текстильных улицах города Шуи, где и жила. Вырастили с мужем двоих детей. Перед пенсией работала на фабрике «Шуйский пролетарий».

Как же мы выживали? Да так же, как и все. В основ­ном, за счёт огорода, леса, реки. Каждый дом имел надел земли 15 соток. Возделывать их, выращивать овощи и кар­тофель была первая и основная забота всех детей и родите­лей. Кто не занимался огородом, тот имел только продукты по карточке, были и такие.

Я был мал, а как рассказывали мои сёстры, сеяли клу­бень картофеля не целиком, а глазки от него и добивались, чтобы вырос куст. В нашей семье огород был на первом ме­сте. Выращенный на нём урожай был главным источником питания.

До сих пор помню три дольки пареной свёклы и ста­кан молока, из которых состоял мой ужин, или из несколь­ких варёных картофелин. И так жили в деревне все.

У кого не было мужчин в семье, тем было ещё хуже.

Жители деревни были в постоянном поиске дров, ке­росина. Электричества не было, значит, надо топить печку, 91

она же и обогревала, а дров нет. Некоторым приходилось заборы разбирать на дрова…

Хорошо помню длинные зимние вечера. Сёстры с ма­мой брали лампу и уходили в другую комнату, шили там, гладили, готовились к следующему дню. На кухне мы оста­вались с гасиком (пузырёк с керосином и фитилём).

Но всё-таки зимой ребятишкам было полегче, это было время отдыха. Лыжи и коньки в семьях были редко­стью. Но самодельные ледянки из скамеек пользовались популярностью. На них мы катались с горы навалом один на другом. Домой нас загоняли родители или старшие бра­тья. Одежда намокала и замерзала, приходили домой и сразу на печку.

Так в труде и кратких передышках мы воспитыва­лись, росли, набирались сил. В начальных классах нас привлекали к полевым работам в совхозе. Собирали коло­ски, дёргали морковку, свёклу, турнепс, убирали капусту. Работали с удовольствием, устраивали соревнования. А в перерыв бригадир угощал нас картофельным пюре и мо­локом с фермы. До сих пор помню, как было вкусно.

Воспитывали нас строго и правильно. Помню слова мамы: живи без злобы, умей прощать товарищей, будь до­брым, не лги, тогда тебя уважать будут. Зло родит другое зло, побеждает только добро. Такая она была сама, наша мама, и с родными, и с соседями.

Не могу не сказать о местности, в которой мы рос­ли. Это пойма реки Сехи от деревни Высоково до деревни Петрилово с лесами до Ворожина и Притыкинского боло­та. Весной берега реки покрывались синими подснежника­ми, белела черёмуха, цвели одуванчики, жарки, крупные луговые ромашки, клевер, тимофеевка. Красота неопи­суемая… Из леса несли грибы, ягоды, крупную черёмуху, орехи и смородину. В Сехе с ранней весны до осени лови­92

ли корзинами пескарей и огольцов, уху варили ведёрными чугунами. Хватало всем. Так вот и выживали…

Всё это была и есть наша Родина. Нам оставалось только вырасти, выучиться, твёрдо встать на землю и про­жить на ней честно всю жизнь. Где бы я ни жил впослед­ствии: Урал, Восточная Сибирь, Москва, — все отпуска с семьёй мы проводили у родителей в деревне Елизарово. После их смерти ездим не реже двух раз в год с сыновьями к родственникам в Шую. Знакомясь с людьми в других го­родах, с гордостью говорю, что я — шуйский.

…1948 год. Вся семья готовила меня к школе. Из от­цовской шинели мама сшила мне пальто, брат подарил зимнюю шапку с белым мехом, кто-то из сестёр передал по наследству валенки. Не знаю точной причины, но в первый класс к Воскресенской Клавдии Александровне пришли сорок человек детей из соседних деревень, 1937—1941 го­дов рождения. Были среди них больные от скудной пищи, тяжёлой жизни, многие уже и родились слабенькими. Но стараниями учительницы начальное образование получи­ли практически все. Несмотря на солидный возраст, она находила возможность и дома детей навещать, особенно тех, кому не в чем в школу было пойти. Ходили мы в школу в любые морозы. Директор Зоя Александровна рассужда­ла так: пришли — занимайтесь, домой проводят старшие. С пятого класса в Китовскую школу перевели учеников начальных классов из Ворожина, Дроздова и других дере­вень, скомплектовали пятый «Б» класс. Учились все стара­тельно, с усердием, из некоторых деревень дети ходили за три километра по бездорожью, туда и обратно пешком.

В 1955 году со мною седьмой класс окончили семнад­цать человек. Многие решили продолжить обучение в Шуе, в основном, девочки. Из мальчиков в десятой школе ока­зался один я. У многих моих сверстников отцы погибли на 93

фронте, и матерям было непросто учить их, и тем не менее, тянули из последних сил, но старались дать образование.

После окончания средней школы отец сказал, что не сможет учить меня в институте — просто не на что. И тогда я пошёл к военкому и попросил направить меня в военное училище. Подобрали автомобильное, но не прошёл комис­сию, дальтоником оказался. И поступил я 1 сентября 1958 года… учеником маляра на фабрику «Шуйский пролета­рий». Таким образом, практически вся наша семья была связана с городом, с его главным производством. Многое дали комсомол и профсоюз. Вся молодёжь занималась спортом. Мы — дети войны — были и хозяевами на фабри­ке, и её патриотами, защищали спортивную честь предпри­ятия в городе и в области.

Осенью 1960 года военком направил меня в Ярославль для поступления в Ярославское военно-финансовое училище, которое я окончил в 1963 году. Распределение по­лучил для дальнейшего продолжения службы во внутрен­ние войска МВД СССР, посёлок городского типа Ныроб Пермской области, куда, как поётся в песне, «только са­молётом можно долететь». Служил добросовестно, от дела не прятался, воспитание родителей и наука товарищей из фабричной бригады шуйских маляров обеспечили добрую закалку на всю жизнь. Два года был помощником началь­ника финансового довольствия воинской части, а с 1965 года стал начальником. Старания мои были замечены, и я получил разрешение на поступление в высшее военное учебное заведение — Военный факультет при Московском финансовом институте. Не было мне тогда и двадцати пяти лет от роду…

Выпускники факультета получали высшее военное образование и специальность военного экономиста. С та­ким дипломом я был направлен в Иркутск на должность инспектора-ревизора финансового отделения соединения, 94

а через год назначен на должность начальника финансово­го отделения этого же соединения. В дальнейшем руковод­ство финансовой службы войск посчитало полезным пере­вести меня в Москву для работы в центральном аппарате Министерства, где я прослужил на различных должно­стях двадцать лет вплоть до выхода на пенсию в 1996 году. Пришлось побывать и в «горячих точках», в том числе во время военных действий в Чечне. Был награждён орденом и двадцатью медалями.

Женился в 1964 году в Шуе. Прожили с женой Галиной Тимофеевной более пятидесяти лет. Детство своё она провела на оккупированной фашистами территории, в Белоруссии. Вырастили и выучили с ней двоих сыновей.

Жизнь нашей семьи, наша родословная мало чем от­личается от судеб наших сверстников, детей военного по­коления. Мы прожили трудную, но достойную жизнь. Мы знаем цену хлебу и настоящей дружбе, взаимовыручке и верности. И мечтаем только о том, чтобы дети и внуки пом­нили, какой ценой отстояли их деды и прадеды свободу Отечества!95

Нефёдова Людмила Павловна,

д. Остапово Остаповского сельского поселения

А я всё жду отца…

Нас теперь называют: дети войны. На нашей шуй­ской земле военных действий не было, но подготовка к ним шла: ведь в сорок первом враг подступил к Москве, тут и до Иванова «рукой подать». На усадах построили командный пункт, дот, вырыли окопы. Учебные площади призванные в армию новобранцы «штурмовали» с дымовыми шашка­ми под пулемётный треск. Привычные звуки фабричных гудков были слышны в любое время суток и с наступлени­ем войны казались очень тревожными…

Не забыть день, когда конвоиры с винтовками вели колонну пленных немцев в село Талицы Южского района. Около нашего остаповского пруда им устроили передыш­ку. Уставшие, они твердили одни и те же незнакомые фра­зы: «брот», «яйко», «млеко». Ребята постарше поняли, что они просят хлеба, яиц, молока. Звучало дико и страшно. Мы сами-то ели в день три маленьких кусочка хлеба: по од­ному на завтрак, обед и ужин. Правда, летом были вкусный щавель, суп с крапивой, а весной «тошнотики» из гнилой картошки и горошины с дороги. Когда сходил снег, под ним появлялись жёлтые, разбухшие, вполне съедобные горо­шины. Оказалось, что вытаивали они из конского навоза, а его следы смывала чистая талая вода. Вот так жили. И вдруг — «брот», «яйко», «млеко». Мы ненавидели фрицев, убивавших наших отцов…

Но это будет много позже. А тогда, 30 мая 1941 года, моего отца, как не проходившего обязательную служ­бу, мобилизовали в Гороховецкие лагеря на 45 суток. Формовщик с завода им. Фрунзе стал обучаться миномёт­96

ной стрельбе, а через три недели началась война. Всех обу­чавшихся построили в колонну и повели пешим ходом в за­падном направлении навстречу врагу всего после корот­кой военной подготовки. За такой мизерный срок сколь­ко сделать выстрелов смогли из миномёта новобранцы? Вряд ли пришлось и хоть один-два. Когда стало известно о переброске лагеря, из Шуи спешно вышла колонна жён догонять ушедших своих мужей. Догнали во Владимире ночью, обнялись, поплакали, простились, и почти со все­ми — навсегда. На западе неопытных солдат ждал хорошо обученный и вооружённый до зубов враг.

Началась жизнь без главного кормильца — отца, па­пани. Остались в маленьком доме старый дедушка Иван, семидесяти лет, молоденькая мама, брат шести лет и я — трёхгодка. Видели всё: холод, голод, нищету, драную обувку и ветхую одежду.

Письма с передовой, сложенные треугольником, при­ходили редко. Сейчас понимаю: самое дорогое, что надо было беречь, — именно письма. Почему-то не смогли сбе­речь, и теперь никогда не вернуть утраченное, да и отцов­ских фотографий, можно сказать, нет. Подарила одну его сестра, где отцу восемнадцать лет. Но память ещё цепко держит содержание одного из писем:

«Западный фронт.

Здравствуй, моя семейка, отец, жена Мария, сынок Юра и дочка Люсенька. Сообщаю вам, что я жив и здоров. Сейчас раннее утро, только взошло солнышко. Сижу на берегу великой русской реки. Тишина, в низине туман. Большая поляна, и очень много грибов. Такие они крупные, что дочка не смогла бы их перешагнуть. Для дочки Люсеньки я сочинил новую сказку. Домой приеду и расскажу ей. (Что обещал отец брату, не помню. — Л. Н.). С утра каждый день нам дают 100 г наркомовских. 97

Закуски маловато, всего два огурчика. Берегите себя. Ваш Пав. Мур.».

Позднее я узнала, что великая русская река — это Волга, а два огурчика в действительности — две мины. Две мины на сутки? Как можно было остаться в живых?

Десятого июля 1941 года отцу исполнилось тридцать лет. А в самый тёмный зимний день 22 декабря 1941 года вместо треугольного письма в дом пришла казённая бума­га о гибели красноармейца Муравьёва Павла Ивановича. Ровно через шесть месяцев умирает его отец, наш дедушка Иван. И стал самым старшим мужчиной в семье брат Юра, едва перешагнувший первое десятилетие своей жизни.

В деревне почти все давали имена погибших отцов своим детям. Моего старшего сына зовут Павлом — именем погибшего в 1941-м деда. Сходство деда и внука поразитель­но. В 1979 году, когда сын окончил школу в Туруханске, где жили тогда, и собрался подать заявление о поступле­нии в Ивановский государственный университет, я с ним приехала в Остапово. Вышли как-то вдвоём на улицу, и как только открыли калитку, услышали громкий возглас: «Боже мой, как похож на Павлушку!» Это был товарищ мо­его отца, Аркадий, хорошо помнивший папу. Мы объясни­ли, что этот Павлушка — внук моего отца. Павлушка окон­чил ИвГУ, отслужил полтора года в армии в Германии, в Магдебурге окончил офицерские курсы и вернулся офи­цером — единственным в группе, да и на курсе. Двадцать второе декабря 1991 года, спустя ровно полвека после по­лучения похоронки, стало датой получения первой науч­ной степени моим младшим сыном — кандидат физико-ма­тематических наук. Потом — научная степень доктора фи­зико-математических наук и присвоение учёного звания профессора. Своими внуками дед Павел гордился бы. Да и правнуки порадовали бы его, а есть уже и праправнук. 98

Внуки ездили в Наро-Фоминск и деревню Романово, указанные в архиве г. Подольска как место захоронения отца. В Романове нет могил — убитых в могилы не закапы­вали. Только земля, сжатая в кулаке, может поведать о том, сколько здесь полегло бойцов. Мечтала увидеть эти края и я, но сын отказал, боясь за моё слабое сердце.

Я не услышала из уст папы сочинённую им сказку для меня. Но я помню его обещание и жду. Очень долго жду. После Дня Победы его трёхлетней дочке Люсеньке пойдёт восьмидесятый год. Старая бабушка четырёх внуков и од­ного правнука по-прежнему ждёт своего любимого отца, оставшегося в сорок первом... Ждёт обещанной сказки…

Публикации по теме «Дети войны» вгазете «Шуйский пролетарий» (позднее – «Знамя коммунизма», «Шуйские известия») впериод 1941—1945 гг.

Материалы из фондов Центральной универсальной научной библиотеки Ивановской области и Архива городского округа Шуя100

Закураева А. Поможем старшим в работе на полях // Шуйский пролетарий. 1941. № 159. 8 июля. С. 2.101

[Х. К.] Юные пахари // Шуйский пролетарий. 1942. № 55. 10 мая. С. 1.102

Белякова Е. На лугах колхоза «Рассвет» // Шуйский пролетарий. 1942. № 78. 1 июля. С. 2.103

Беспалов Я. Толя Морозов выработал 130 трудодней // Шуйский пролетарий. 1942. № 120. 9 октября. С. 2.104

Воробьёва Н. Замечательные дела колхозной молодёжи // Шуйский пролетарий. 1942. № 147. 11 декабря. С. 2.105

Ефремова П. И. Трудовые подвиги юных патриотов // Шуйский пролетарий. 1942. № 150. 18 декабря. С. 2.106

Взносы юных патриотов // Шуйский пролетарий. 1943. № 9. 20 января. С. 2.107

Пискунова А. А. Дуниловские школьники на постройку танков // Шуйский пролетарий. 1943. № 21. 19 февраля. С. 2.108

Баландин К. Взнос колобовских школьников // Шуйский пролетарий. 1943. № 21. 19 февраля. С. 2.109

Демакова А. Пионерская забота о подшефном госпитале // Шуйский пролетарий. 1943. № 91. 30 июля. С. 2.110

Грачёва С. Пионерская помощь колхозу // Шуйский пролетарий. 1943. № 102. 25 августа. С. 2.111

Киселёва.Два подростка // Шуйский пролетарий. 1944. № 11. 26 января. С. 2.112

Оздоровительная работа среди школьников района // Шуйский пролетарий. 1944. № 63. 28 мая. С. 2.113

[Б. С.] Школьники в борьбе против зелёного врага урожая // Шуйский пролетарий. 1944. № 80. 7 июля. С. 1.114

Люди и факты; Рекорд молодого косца Шуры Белянкина // Шуйский пролетарий. 1944. № 81. 9 июля. С. 2.115

***

Редакционная коллегия сборника выражает искрен­нюю благодарность всем, кто принимал участие в предо­ставлении, сборе и оформлении материала:

— администрациям городского и сельских поселений Шуйского муниципального района, учреждениям культу­ры поселений;

— пресс-службе Администрации Шуйского муници­пального района;

— образовательным организациям Шуйского муни­ципального района;

— председателю Местного отделения по Шуйскому району Ивановской региональной организации «Дети вой­ны» А. П. Кувшинову;

— коллективу муниципального учреждения «Архив городского округа Шуя» (директор Н. А. Баранова, на­чальник отдела использования архивных документов Н. П. Котомина);

— коллективу государственного бюджетного учреж­дения Ивановской области «Центральная универсальная научная библиотека» (директор — к. ф. н., заслуженный работник культуры РФ В. Е. Кашаев, заместитель дирек­тора В. Г. Винокурова, М. В. Солопова, И. И. Науменко);

— коллективу муниципального учреждения культу­ры «Шуйский историко-художественный и мемориальный музей имени М. В. Фрунзе» г. о. Шуя (директор — к. и. н. В. В. Возилов).